Телеологический механизм невидимой руки рынка
Федеральное агентство по образованию
Государственное образовательное учреждение
высшего профессионального образования
«Омский государственный технический университет»
Кафедра «Основы экономической теории»
КУРСОВАЯ РАБОТА
по дисциплине «Экономическая теория»
на тему: «Телеологический механизм невидимой руки рынка»
Белых В.И.
Омск – 2010 г.
Содержание
Введение 3
Глава 1. Понятие “невидимой руки” и его роль в объяснении рыночной экономики 4
1.1. Понятие “невидимой руки” 4
1.2. Конкуренция: понятие, виды и функции 7
1.3. Роль "невидимой руки” в объяснении рыночной экономики 11
Глава 2. Телеологический механизм (целеполагание) индивидов как фактор развития рынка 17
2.1. Эгоизм на службе общества 17
Заключение 29
Библиографический список 30
Введение
С возникновением классической политической экономии экономика получила признание в качестве науки. Это значит, что экономическая мысль перестала довольствоваться знаниями на уровне здравого смысла, попыталась увидеть то, что недоступно обыденному взгляду. Одновременно формирование классической политэкономии было частью еще одного, более масштабного процесса. В XVIII в. речь шла не только о новой науке, но и о новой идеологии, переоценке самого места экономических ценностей в жизни общества. Купцы, фермеры, промышленники - социальные слои, взращенные рыночной экономикой, - уже вышли на авансцену истории, но в общественном сознании все еще оставались "третьим сословием", людьми сомнительного происхождения и малопочтенных профессий.
Особое место в истории экономической мысли по праву принадлежит Адаму Смиту (1723-1790). Именно его знаменитая книга "Исследование о природе и причинах богатства народов", вышедшая в свет в 1776 г., принесла новой науке широкое общественное признание. Шотландский профессор моральной философии стал первым классиком экономической науки. В фигуре А. Смита символически пересеклись две линии в развитии экономической мысли: как философ-моралист он вобрал в себя многовековую аристотелевскую традицию этического осмысления хозяйственных явлений; как экономист - удачно обобщил идеи своих предшественников и современников и стал основоположником новой традиции экономической теории, названной впоследствии классической школой политической экономии. Всемирное признание Смита-ученого было во многом обусловлено успехом Смита-моралиста, чьи идеи примиряли сознанием с реальностями жизни [2, c.42].
Глава 1. Понятие “невидимой руки” и его роль в объяснении рыночной экономики
1.1. Понятие “невидимой руки”
Хозяйство страны состоит из многочисленных самостоятельных конкурирующих между собой предприятий. Каждое из них покупает, продает, производит, дает и берет взаймы деньги, заботясь только о своей выгоде. Тем не менее, существует как бы невидимая рука, направляющая действия этих своекорыстных хозяйственных частичек.
Невидимая рука, организующая деятельность разрозненных предприятий, называется рыночной системой управления экономикой.
В 1776 году великий английский экономист Адам Смит сформулировал принцип "невидимой руки", согласно которому совершенная конкуренция (то есть конкуренция без монополий) сама настраивает экономическую жизнь общества так, что производство становится максимальным. В нашем веке этот принцип был строго математически доказан Леоном Вальрасом.
Первый подход к определению конкуренции основывался на понимании конкуренции как соперничества за достижение лучших результатов, на каком-либо поприще и был характерен для начальной стадии научных исследований. Именно подобная формулировка конкуренции была выдвинута основоположником экономической науки А. Смитом. В рамках классической экономической теории конкуренция рассматривалась как неотъемлемый элемент рыночного механизма. Конкуренция - это та самая «невидимая рука» рынка, которая координирует деятельность его участников. «Каждый индивидуум по необходимости работает для того, чтобы отдать обществу такой ежегодный доход, на который он способен. В целом он, однако, не пытается реализовать свой общественный интерес и не знает, насколько он его реализует. Он стремится только к своей собственной выгоде, и в этом, как и во многих других случаях, им движет невидимая рука, обеспечивающая, в конце концов, результат, о котором он и не думал». «Дергая» за ниточки марионеток-предпринимателей, «рука» заставляет их действовать в соответствии с неким «идеальным» планом развития экономики, безжалостно вытесняет фирмы, занятые производством ненужной рынку продукции. «Невидимая рука» - желание фирм и поставщиков ресурсов получить наибольшую выгоду на конкурентных рынках с целью наилучшего обеспечения интересов общества в целом (максимального удовлетворения потребностей). Это выражение принадлежит Адаму Смиту. Оно отражает тождество частных и общественных интересов. Фирмы и поставщики ресурсов, преследующие собственные выгоды и действующие в условиях острой конкурентной борьбы, одновременно способствуют достижению общественных интересов. Концепция «невидимой руки» состоит в том, что когда фирмы и предприниматели максимизируют свою прибыль, общественный продукт также максимизируется.
К реальной хозяйственной жизни страны принцип Адама Смита, как и всякий принцип, вообще, применим с оговорками, которые зависят от ее конкретных условий. В истории каждой развитой страны бывали периоды, когда эти условия настолько деформировали экономику, что возникали сомнения в правильности самого принципа "невидимой руки". Например, во второй половине прошлого века в хозяйстве западноевропейских стран произошли изменения, которые Адам Смит не предвидел, да и не мог предвидеть. Во-первых, появилось много крупных предприятий, которые часто превращались в монополии. Во-вторых, что еще более важно, в результате изменения технологии производства предприятия стали более взаимозависимыми и испытывали мощные одновременные подъемы и спады. Оба эти явления усиливались, и Карл Маркс, уловив их зарождение и быстрое развитие, сделал свои знаменитые предсказания об увеличении размаха подъемов и кризисов, обнищании трудящихся и грядущем крахе рыночной системы. В двадцатых годах нынешнего века процесс монополизации в западных странах начал постепенно затихать из-за того, что во многих отраслях крупные предприятия оказывались неконкурентоспособными, а также из-за принятых против них законов. В результате в наши дни влияние монополий в хозяйстве этих стран в целом не нарушает принцип "невидимой руки". Что же касается взаимозависимости предприятий, то после великого кризиса 1929-1933 гг. был найден способ управлять всей экономикой через государственные финансы, позволяющий уменьшить колебания и избегать кризисов. Честь этого открытия принадлежит другому великому экономисту Джону Кейнсу, экономическая теория которого, увидевшая свет в 1936 г., стала теоретическим фундаментом процветания западных стран после кризиса начала 30-х годов.
Таким образом, к середине нашего века принцип "невидимой руки" занял еще более прочное положение и в экономической науке, и в управлении хозяйством.
Изучая деятельность фирм, экономическая наука обнаружила, что наиболее последовательно фирмы стремятся к достижению наивысшей экономической эффективности лишь в ситуации «совершенной конкуренции».
Предположение, введённое Адамом Смитом, согласно которому отдельная личность, стремясь к собственной выгоде, независимо от её воли и сознания, направляется к достижению выгоды и пользы для всего общества называется “невидимой рукой” рынка.
Принцип “невидимой руки” заключается в том, что производитель преследует собственную выгоду, но путь к ней лежит через удовлетворение чьей-либо потребности. Совокупность производителей, как будто движимая "невидимой рукой", активно, эффективно и добровольно реализует интересы всего общества, причем часто даже не думая об этом, а преследуя лишь собственный интерес.
"Невидимая рука" - объективный рыночный механизм, который координирует решения покупателей и продавцов.
Сигнальная функция прибыли незаметно, но надежно обеспечивает такое распределение ресурсов, которое уравновешивает спрос и предложение (то есть если производство убыточно, то количество задействованных ресурсов в данном производстве будет уменьшаться. В конечном итоге такое производство вовсе исчезнет под давлением конкурентной среды. Ресурсы будут тратиться для развития прибыльного производства).
1.2. Конкуренция: понятие, виды и функции
Конкуренция выполняет в рыночной экономике важнейшую функцию – она принуждает производителей учитывать интересы потребителя, а значит, и интересы общества в целом. В ходе конкуренции рынок из множества товаров отбирает только те, которые нужны потребителям. Именно их удается продать. Прочие же остаются невостребованными, и производство их сокращается. Конкуренция представляет собой конкретный механизм, с помощью которого рыночная экономика решает фундаментальные вопросы: что, как и для кого производить?
Конкуренция играет важную роль в рыночных отношениях. Она стимулирует развитие экономики и самих работников, деятельность самостоятельных единиц. Через нее товаропроизводители как бы контролируют друг друга. Их борьба за потребителя приводит к снижению цен, уменьшению издержек производства, улучшению качества продукции, развитию научно-технического прогресса.
Конкуренция представляет собой соперничество субъектов хозяйственной деятельности для достижения наиболее высоких результатов в своих интересах. Как экономический закон конкуренция выражает причинно-следственную связь между интересами субъектов хозяйствования и результатами в развитии экономики.
При наличии конкуренции на рынке производители постоянно стремятся снизить свои производственные затраты, чтобы увеличить прибыль. В результате повышается производительность, снижаются издержки и компания получает возможность уменьшить цены. Конкуренция также побуждает производителей улучшать качество товаров и постоянно увеличивать разнообразие предлагаемых товаров и услуг. Таким образом, производители вынуждены постоянно бороться с конкурентами за покупателей на рынке сбыта путём расширения и улучшения ассортимента высококачественных товаров и услуг, предлагаемых по более низким ценам. От этого выигрывает потребитель.
Основные условия возникновения конкуренции:
полная хозяйственная (экономическая) обособленность каждого товаропроизводителя;
полная зависимость товаропроизводителя от конъюнктуры рынка;
противостояние всем другим товаропроизводителям в борьбе за покупательский спрос.
Конкуренция – важнейший элемент рынка, играющий роль в повышении качества продукции, работ и услуг, снижении производственных затрат, в освоении технических новинок и открытий.
Конкуренцию можно разделить по трем признакам:
по методам осуществления,
по отраслевой принадлежности,
по степени свободы.
По методам осуществления конкуренцию можно подразделить на ценовую и неценовую. Ценовая конкуренция предполагает продажу товаров по более низким ценам, чем у конкурентов. Снижение цены теоретически возможно либо за счет снижения издержек производства, либо за счет уменьшения прибыли. Неценовая конкуренция основана на предложении товаров более высокого качества, с большей надежностью и сроками службы, на использовании методов рекламы и других способов стимулирования сбыта.
По отраслевой принадлежности различают внутри- и межотраслевую конкуренцию. Внутриотраслевая конкуренция — конкуренция между предпринимателями, производящими однородные товары, за лучшие условия производства и сбыта, за получение сверхприбыли. Межотраслевая конкуренция — это конкуренция между предпринимателями, занятыми в различных отраслях производства, из-за выгодного приложения капитала, перераспределения прибыли.
По степени свободы подразделяют на совершенную (свободную) и несовершенную (монополистическую). Совершенная конкуренция - это свобода от какой бы то ни было регламентации: свободный доступ к факторам производства, свободное ценообразование и др. При этой конкуренции никто из участников рынка не может оказать решающего влияния на условия реализации товаров. В условиях монополистической конкуренции количество фирм 25-70. Каждая фирма выпускает свой собственный продукт, а все вместе - товары одной товарной группы. Товар, выпускаемый каждой фирмой, несколько отличается от товаров той же группы, выпускаемых другими фирмами. Это, как правило, товары или услуги одного назначения - прохладительные напитки, лекарства, бензин разных марок и т.п. Товары группы являются близкими заменителями, но отличаются один от другого качеством исполнения, упаковкой, дизайном, товарным знаком, послепродажным обслуживанием и т.п. и почти не различаются ценой. Каждая фирма является единственным производителем своего товара и в этом смысле монополистом.
Конкуренция направляет ограниченные ресурсы в те отрасли и виды деятельности, на продукцию и услуги которых имеется спрос. Это называется аллокационной функцией или функцией размещения.
Инновационная функция конкуренции заключается в стимулировании внедрения достижений науки и техники, новых технологий, выпуска новых видов продукции и услуг, повышения качества продукции и услуг, и т.д.
Функция конкуренции, заключающаяся в создании условий для получения доходов и прибыли наиболее успешными предприятиями и приводящая к банкротству предприятия, чья продукция и услуги не востребованы потребителем, называется распределительной.
Конкуренция является инструментом (средством), которое препятствует возникновению и существованию устойчивой монопольной власти на рынке. Например, монополист может назначить цену. В то же время конкуренция предоставляет покупателю возможность выбора среди нескольких продавцов. Чем совершеннее конкуренция, тем справедливее цена. То есть конкуренция обладает контролирующей функцией.
Конкуренция способствует установлению равновесной цены, уравнению спроса и предложения. На чисто конкурентном рынке отдельные фирмы осуществляют незначительный контроль над ценой продукции, имеют настолько небольшую часть от общего объёма производства, что увеличение или уменьшение её выпуска не будет оказывать ощутимого влияния на цену товара. Производитель, равно как и покупатель, всегда должен ориентироваться на рыночную цену. Таким образом, конкуренция способствует достижению компромисса между продавцами и покупателями. Здесь можно отметить и то, что конкуренция создаёт тождество частных и общественных интересов. Фирмы и поставщики ресурсов, добивающиеся увеличения собственной выгоды и действующие в рамках остро конкурентной борьбы, одновременно как бы направляемые “невидимой рукой”- способствуют обеспечению государственных, или общественных интересов
Конкуренция поддерживает общественно нормальные условия производства и реализации товаров и услуг. Она как бы подсказывает товаропроизводителям, сколько капитала они должны вложить в производство того или иного товара. Предположим, что один продавец затратил на производство какого-нибудь товара больше средств, чем другой. При такой ситуации, когда на рынке установится равновесная цена на данный вид товара, больше прибыли будет иметь последний продавец, то есть тот, кто произвёл товар по более низкой себестоимости. А при избытке данного вида товара произойдёт, как уже отмечалось, резкое падение цен, и продавец, затративший на производство много средств, понесёт убытки. Таким образом, конкуренция поддерживает нормальные для всего общества условия производства. Макконнелл отмечает, что «в условиях чистой конкуренции руководствующиеся мотивом прибыли предприниматели будут производить каждый товар до той точки, в которой цена и предельные издержки уравниваются». Из этого следует вывод, что в условиях конкуренции ресурсы распределяются эффективно.
Конкуренция стимулирует научно-технический прогресс и повышение эффективности производства. Так как конкуренция служит «уравнительницей» цен, то можно сделать вывод, что при рыночном соперничестве будет побеждать тот, кто имеет товары высокого качества и максимально низкой себестоимостью. А для этого необходимо постоянно обновлять условия производства, затрачивать большие капиталовложения на совершенствование техники. В настоящее время встречается много находчивых предпринимателей, которые готовы пойти на риск при производстве товаров с применением новой технологии. Следовательно, при развитии конкуренции с каждым годом повышается эффективность производства.
При противоборстве субъектов рынка усиливается их социально-экономическое расслоение. В конкуренции участвует множество мелких собственников, которые только начинают вести свою хозяйственную деятельность. Многие из них, не имея достаточного капитала, современных средств производства и других ресурсов, не могут выдержать этого соперничества и через некоторое время терпят убытки, разоряются. И лишь немногие из них наращивают свою экономическую мощь, расширяют предприятия и становятся полноправными и довольно значимыми и уважаемыми субъектами рынка.
1.3. Роль "невидимой руки” в объяснении рыночной экономики
Центральное место в методологии исследования А. Смита занимает концепция экономического либерализма, в основу которой, как и физиократы, он положил идею естественного порядка, т.е. рыночных экономических отношений. В то же время в отличие, скажем, от Ф. Кенэ, в понимании А. Смита, и он это постоянно подчеркивает, рыночные законы лучшим образом могут воздействовать на экономику, когда частный интерес стоит выше общественного, т.е. когда интересы общества в целом рассматриваются как сумма интересов составляющих его лиц. В развитие этой идеи автор "Богатства народов" вводит ставшие затем знаменитыми понятия "экономический человек" и "невидимая рука".
Сущность "экономического человека" достаточно рельефно показана уже во второй главе книги I "Богатства народов", где особо впечатляет положение о том, что разделение труда является результатом определенной склонности человеческой природы к торговле и обмену. Напомнив вначале читателю, что собаки друг с другом сознательно костью не меняются, А. Смит характеризует "экономического человека" словами: "Он скорее достигнет своей цели, если обратится к их эгоизму и сумеет показать им, что в их собственных интересах сделать для него то, что он требует от них... Дай мне то, что мне нужно, и ты получишь то, что тебе нужно - таков смысл всякого подобного предложения... Не от благожелательности мясника, пивовара или булочника ожидаем мы получить свой обед, а от соблюдения ими своих собственных интересов" [8, c.63].
В книге IV "Богатства народов" Смит подробно рассматривает различные аспекты той политики меркантилизма, которой все еще придерживались европейские государства. В каждом случае он сперва объясняет, для какой цели был издан тот или иной закон, введены такая-то пошлина или такое-то ограничение. Затем он показывает, к чему приводило в итоге и то, и другое, и третье и т.д. И каждый раз выясняется, что рассматриваемая мера либо не достигла той цели, для которой она вводилась, либо, что еще чаще, привела к противоположному результату.
Не забывает Смит и про физиократов, которым посвящает отдельную главу. Он отмечает очень много положительного в этой теории. Но при этом Смит убедительно опровергает основной ее тезис об исключительной производительности только сельскохозяйственного труда. Исходя из этого тезиса, такие из физиократов, как Мерсье де ла Ривьер, предлагали государственные меры, которые стеснили бы развитие "бесплодного" класса. Имелось в виду этим поддержать земледелие в стране. Смит показывает, что такая мера привела бы к противоположному результату: ограничение вызвало бы удорожание промышленных изделий, а это означает удешевление того, что сельское хозяйство отдает городу в обмен на них. В итоге развитие сельского хозяйства не ускорилось бы, а замедлилось.
"Поэтому, поскольку совершенно отпадают все системы предпочтений или стеснений, очевидно, остается и утверждается простая и наглядная система естественной свободы. Каждому человеку, пока он не нарушает законов справедливости, предоставляется совершенно свободно преследовать по собственному разумению свои интересы и конкурировать своим трудом и капиталом с трудом и капиталом любого другого лица и целого класса".
Могут возразить: ну и что всей стране до этой конкуренции отдельных граждан? Все они будут преследовать свои интересы, а не интересы общества. Вот если бы, мол, каждый человек имел в виду интересы страны, - тогда другое дело. Разве интерес всего народа не следует ставить выше, чем узкоэгоистичные интересы отдельного лица?
Ответ Смита таков: сама постановка такого вопроса ложна Интерес отдельного гражданина и интерес общества не противоречат друг другу. Как уже было сказано, если человек увеличивает свое богатство путем предприимчивости, изобретательности, трудолюбия и бережливости, он тем самым увеличивает и богатство общества Было приведено множество примеров, когда интересы отдельных граждан приносились в жертву так называемым интересам общества (путем тех самых ограничений, стеснений, запретов, регламентации). И всякий раз оказывалось, что вместе с интересом граждан страдал также интерес страны. Нужно еще разобраться, правильно ли в каждом случае правительство понимает интересы общества. А отдельному человеку не требуется такого понимания. Все, что нужно, - это позволить ему добиваться своих целей, не нарушая норм закона и правил общественной морали. "Он преследует лишь собственную выгоду, причем в этом случае, как и во многих других, он невидимой рукой направляется к цели, которая совсем и не входила в его намерения; при этом общество не всегда страдает от того, что эта цель не входила в его намерения. Преследуя свои собственные интересы, он часто более действенным образом служит интересам общества, чем тогда, когда сознательно стремится делать это. Мне ни разу не приходилось слышать, чтобы много хорошего было сделано теми, которые делали вид, будто ведут торговлю ради блага общества" [5, c.177].
Таким образом, смитовская "невидимая рука" предполагает такое соотношение между "экономическим человеком" и обществом, т.е. "видимой рукой" государственного управления, когда последняя, не противодействуя объективным законам экономики, перестанет ограничивать экспорт и импорт и выступать искусственной преградой "естественному" рыночному механизму. Конкретно за государством А. Смит считает целесообразным закрепить "три весьма важные обязанности", а именно: осуществление издержек на общественные работы, на обеспечение военной безопасности и на отправление правосудия.
Непременным условием для того, чтобы экономические законы действовали, является, по убеждению А. Смита, свободная конкуренция. Только она, считает он, может лишить участников рынка власти над ценой, и чем больше продавцов, тем менее вероятен монополизм, ибо, на его взгляд, "монополисты, поддерживая постоянный недостаток продуктов на рынке и никогда не удовлетворяя полностью действительный спрос, продают свои товары намного дороже естественной цены и поднимают свои цены намного дороже…" [8, c.63].
Проверка гипотез Адама Смита, содержащихся в "Богатстве народов", является не таким уж и легким заданием. Их трудно опровергнуть, но так же трудно и сравнить с какими-либо доступными альтернативами. Однако мы действительно наблюдаем, что монополизация приводит к повышению цен, а либерализация - к их снижению, по крайней мере в краткосрочной перспективе. Возможной процедурой может стать сравнение с альтернативами "свободного рынка" или изучение систем, отвергнувших рыночную экономику, например, бывших коммунистических командных экономик Восточной Европы. Однако данные экономики не являются совершенными примерами. В значительной степени даже в экономиках такого типа использовался или вынужден был использоваться рыночный механизм. Тем не менее можно констатировать, что в отдельные периоды истории этих стран, когда провозглашался лозунг "уничтожения рынка", результат был плачевным. Никто не отрицает, что в отдельные периоды центрального планирования экономика работала хорошо, властям удавалось достигать высокого уровня производства, а также снабжения большей части населения продовольствием и товарами первой необходимости. Однако производительность труда сохранялась на низком уровне. Сельскохозяйственный сектор может послужить здесь блестящим примером. Урожайность на индивидуальных участках была несравнимо выше, чем на огромных колхозных полях. Именно этот феномен на ранней стадии использовался китайскими властями для возвращения индивидуальных достижений в коллективные хозяйства, что позднее привело к полной отмене колхозной системы.
Адам Смит обращал внимание на фундаментальные механизмы, управляющие нерегулируемыми рыночными экономиками. На ранней стадии их развития было легко установить, что на рынке идентичных продуктов все производители предлагают свой продукт по одинаковой цене. Хотя сам по себе данный факт не означает совершенной конкуренции. Идентичные цены на рынке могут также являться следствием образования небольшим количеством производителей монопольной цены. Определению данного типа искажающих конкуренцию соглашений, а также установлению условий, необходимых для соответствующего функционирования конкуренции, уделялось достаточно много внимания в так называемой теории промышленной организации, как и в рамках теории регулирования. Обсуждалось также, насколько желаемая совершенная конкуренция соотносится с экономическим ростом. Центральной проблемой здесь является вопрос - в каких рыночных условиях лучше развиваются исследования и инновации: среди малых предприятий в конкурентной среде или среди крупных предприятий, способных защитить свои изобретения от чрезмерной конкуренции? Импульсы для предприятий по введению новых и эффективных моделей производства или новых продуктов зависят от наличия у них хотя бы минимума защиты от конкурентов, стремящихся использовать инновации. Сегодня такая защита обеспечивается с помощью патентной системы. Таким образом, преимущества конкуренции рассматриваются на фоне размышлений об усилении экономического роста.
Итак, дискуссия о наилучшей организации рынка продолжается по сей день. Ценовой механизм и теория "невидимой руки" составляют академическую основу этой дискуссии. Когда экономисты анализируют, как лучше использовать имеющиеся общественные ресурсы для блага всех граждан нации, они используют инструменты, когда-то первоначально разработанные Адамом Смитом [8, c.162].
Глава 2. Телеологический механизм (целеполагание) индивидов как фактор развития рынка
2.1. Эгоизм на службе общества
Идея спонтанно возникшего общественного блага, запечатленная Адамом Смитом в поэтическом образе «невидимой руки» столетиями позже помимо собственно проблемы не-интенциональных последствий, породила также идею об оптимальной самоорганизации общества (исключительно) посредством рынка. Таким образом, идея рынка реализует определенный идеал автономии людей, обезличивающий их социальное взаимодействие. Она отсылает нас к архетипу спонтанной, а потому антииерархической системы организации общества, лишенной всякой преднамеренности. Именно на этом основывается посылка о государственном невмешательстве, развитая в дальнейшем теоретиками неолиберализма Л. фон Мизесом и Ф. Хайеком. Самого же Смита систематически интересовало прежде всего то, что именно частный интерес может стать наиболее эффективным средством достижения всеобщего блага: «преследуя свои собственные интересы, он (человек) часто более действенным образом служит интересам общества, чем тогда, когда сознательно стремится делать это». И хотя Смит не был оригинален в своем стремлении отделить экономику от морали, поскольку помимо Мандевиля он наследовал более давней традиции, тем не менее подобная мысль, пусть даже почти прямо вытекающая из common sense новой эпохи, вовсе не обязательно должна была восприниматься его современниками в качестве серьезного основания научного дискурса с таким же автоматизмом, как это до сих пор представляется тем, кто все еще пребывает под мощным воздействием смитовской работы. Исходя из того, что экономические трансакции основываются не на любви к ближнему, а на мотивах максимизации собственной выгоды (т.е. абсолютно эгоистических мотивах), Адам Смит дает свою знаменитую формулировку парадокса агрегации результатов индивидуальных действий эгоистических людей: «человек обычно не имеет в виду содействовать общественной пользе и не сознает, насколько он содействует ей. Он преследует лишь свою собственную выгоду, причем в этом случае, как и во многих других, он невидимой рукой направляется к цели, которая совсем и не входила в его намерения; при этом общество не всегда страдает оттого, что эта цель не входила в его намерения». Более того, он выражает сомнения относительно общественной эффективности действий, выдаваемых их людьми за интенционально общеполезные: «Мне ни разу не приходилось слышать, чтобы много хорошего было сделано теми, которые делали вид, что ведут торговлю ради блага».
Как уже говорилось, Смит был солидарен с Мандевилем в том, что достижение цели индивидуальными людьми станет эффективнее, если они будут ориентироваться не на симпатии к другим людям, а на их личные интересы, посылая партнерам по кооперации однозначный сигнал о готовности учитывать их потребности и нужды: «Человек постоянно нуждается в помощи своих ближних, но тщетно было бы ожидать ее лишь от их расположения. Он скорее достигнет своей цели, если обратится к их эгоизму и сумеет показать им, что в их собственных интересах сделать для него то, что он требует от них. Дай мне то, что мне нужно, и ты получишь то, что необходимо тебе». Здесь можно заметить, что в данной стилизации акта прямого реципрокного обмена в качестве базового типа социального взаимодействия вновь со всей очевидностью проявляется то обстоятельство, что основной моделью для британских интеллектуалов эпохи бурного развития (торгового) капитализма являлась ситуация рыночного обмена, а референтной фигурой общественно релевантного человека - предприниматель, прежде всего, купец. В то же время Адам Смит, проведший многие годы своей жизни на службе в таможенном управлении в Эдинбурге, довольно трезво и даже иронично описывает данный антропологический тип и его меркантильные устремления в качестве основного социального интереса, указывая, что в эксплицитной форме мотивы служения общественному, как и иные виды альтруизма не характерны для данной исторически восходящей социальной группы: «подобные претензии не очень обычны среди купцов, и немного надо слов, чтобы уговорить их отказаться от них».
Между тем стоит согласиться с замечанием уже упоминавшегося Б. Хольцера, что - несмотря на самоочевидность подобных формулировок - следует с осторожностью говорить о благосостоянии общества как «латентной функции», если сравнить эту классическую версию мотива побочных последствий с более современными. Ведь, строго говоря, у Адама Смита речь не идет о таких непреднамеренных последствиях действий, которые саботировали или ставили под сомнение их подлинную цель. Скорее в центре интереса британских моралистов стояло то, что определенный институциональный порядок (например, рынок и иные культурные практики сложных обществ Нового времени) может нейтрализовать мотивы участвующих в нем индивидов. Так, на примере экономических трансакций современного им торгового капитализма они сделали верное социологическое заключение: в рамках определенного социального порядка как правило не имеют значения мотивы, которые были связаны с ними - будь-то альтруистические, эгоистические или какие-то иные. Ведь они каким-то образом не переходят в сами трансакции и тем самым не оказывают никакого долговременного влияния на сам порядок: хотя мотивы важны сами по себе, тем не менее социально-эпистемологически о них можно «забыть», имея в виду институциональную логику действий индивидов. Поэтому рефреном в «Богатстве народов» А. Смита проходит именно идея об общественной ev-функциональности свободной кооперации людей, преследующих свои сугубо личные цели в рамках общественного разделения труда. В результате подобного сотрудничества на добровольной основе возникает новая институциональная среда современного (капиталистического) типа, для создания и поддержания которой не требуется вмешательства внешних сил, ограничения свободы человеческой деятельности, общественного принуждения или дидактического наставления. В этом заключается социально-теоретическая инновация британских мыслителей, маркирующая разрыв с классическими для философской традиции представлениями о том, что общественное благо возможно лишь в благом обществе, т.е. в той мере, в какой оно основывается на мудрости властителя или же на моральных учениях философов. Важнейшая проблема этих теоретиков Модерна — помыслить светское, при всех оговорках секуляризированное или, говоря словами Макса Вебера, «расколдованное» общество, причем как общество sui generis, т.е. общество самоконституированное, самоинституционализированное, не основанное ни на каком внешнем порядке. Их интеллектуальная «наглость» заключалась в позитивном признании индивидов в качестве самодостаточных социальных агентов, а не неких дефицитарных существ, являющихся лишь частицами более обширной мозаики (исторически и культурно трансцендентного). Адам Фергюсон формулирует это следующим образом: «Для древних греков или римлян индивид был ничем, а общество - всем. Для современных же представителей столь многих европейских наций индивид есть все, а общество - ничто». Причем этим он вовсе не пытается оспаривать очевидность общественной природы человека, но находит новое решение проблемы pars pro toto применительно к социуму: «Если верно все сказанное выше об отношении части к целому, и если главной целью существования индивидов является благо общества, то верно и то, что великой целью гражданского общества является счастье индивидов. Интересы общества и его членов легко поддаются взаимопримирению».
Для предшествовавшей общественно-политической мысли способность индивидов к самостоятельному суждению, пониманию собственных интересов и принятию соответствующих им решений была сопряжена с серьезными подозрениями, поэтому само наличие у людей эгоистических интересов традиционно заставляло мыслителей искать неких коллективных гарантий устойчивости и безопасности социального порядка. Это классическое - условно «гоббсовское» - решение проблемы в виде надындивидуальной инстанции предполагало подавление тех аспектов индивидуального поведения, что противоречили принципам совместного существования и потому представляли собой угрозу социальному порядку (на языке 17-18 века: «животные инстинкты» или «страсти» (аффекты)). Ведь считалось, что лишь когда эти антисоциальные атрибуты будут надежно устранены или поставлены под контроль, лишь тогда люди станут завершенными, полноценными индивидами. По мнению Баумана с этим тесно связан дуализм современной индивидуальности: «с одной стороны, это естественная, неотчуждаемая принадлежность каждого человека; однако, с другой стороны, это нечто подлежащее формированию, дрессуре, воздействию со стороны законов и властей, выступающих от имени ”общего блага” всего общества». Для Смита и его современников вместо вполне обоснованно казавшихся незыблемыми привычных истин и постулатов этой, «платоновской», линии понимания природы социального основополагающим становится социально-аналитический подход, парадоксальный с точки зрения морального понимания общества, поскольку теперь утверждается представление о том, что при определенных условиях можно отказаться как от поисков идеального правителя, так и от планов воспитания идеальных граждан. Ведь все это (больше) не является необходимым для установления и стабильного существования процветающего общества, которое может возникать даже из таких не столь возвышенных мотивов, как эгоизм: «Не от благожелательности мясника, пивовара или булочника ожидаем мы получить обед, а от соблюдения ими своих собственных интересов. Мы обращаемся не к их гуманности, а к их эгоизму и никогда не говорим им о наших нуждах, а об их выгодах. Никто, кроме нищего, не захочет зависеть главным образом от благоволения своих сограждан».
Анализируя происхождение многих институтов, - совокупных результатов индивидуальных действий, - составляющих фундамент человеческих свершений, шотландские просветители, в том числе Адам Фергюсон пришли к выводу, что те возникли и функционируют без какого бы то ни было замыслившего их и управляющего ими разума: «Общественные формы происходят из некого туманного далека; они возникают, прежде всякой философии, из инстинктов, а не из спекуляций. Толпа в своих поступках, установлениях руководствуется наличной ситуацией, и редко когда удается свернуть ее с этого пути и заставить следовать плану, созданному кем-то одним». В этом смысле Фергюсон призывает критически относиться к традиционным для исторического прошлого представлениям о мифическом или реальном герое как культуртрегере: «Поэтому мы с осторожностью должны воспринимать традиционные истории о древних законодателях и основателях государств. Имена их прославлялись в течение долгого времени, люди восторгались планами, предполагаемыми авторами которых были они; а все, что реально происходило в ту далекую эпоху и являлось, вероятно, следствием конкретной ситуации, сплошь и рядом преподносится как воплощение их замыслов». Он объясняет широкое распространение этой модели фиктивного культурного героя как «отца-основателя» именно ее элементарной простотой каузального соотнесения людей и культурных артефактов: «Автор и его произведение связаны друг с другом наподобие причины и следствия. Это простейшая модель, в рамках которой можно рассматривать становление наций: в этом случае мы приписываем некоему предварительно составленному плану то, к чему возможно было прийти лишь путем проб и ошибок, то, чего не могла предугадать никакая человеческая мудрость, то, к чему бы не смогла склонить людей никакая власть, не будь она сама проникнута духом и характером эпохи».
Мысль о довольно скромной роли разума - к тому же всегда несовершенного и даже ограниченного - в величайших человеческих деяниях, представляющаяся сегодня почти тривиальной, вряд казалась таковой тогда, когда она была впервые сформулирована. Поразительным на первый взгляд образом подобное представление получило развитие именно в рамках политэкономии 18 века - века Просвещения! Открытие классической политической экономией того факта, что спонтанное сотрудничество свободных людей часто приводит к созданию культурных артефактов (в т.ч. и к институциональному развитию), невозможных в рамках непосредственно интенционального коллективного действия, надолго определило развитие многих направлений не только социальной, но и экономической теории, причем как тематически, так и методологически. Данная теоретическая инновация ранней политэкономии и теории институтов заключалась в комбинировании интеллектуальной перспективы на общество как на спонтанный порядок с обоснованием социальной эффективности не-интенциональных институтов. Ведь вовсе не сразу должно было для всех стать очевидным то, что непреднамеренное, по сути, развитие общественных институтов является исторически более привилегированным, нежели рационально разработанные проекты. Как уже говорилось, подобное представление о социальном порядке как о (в значительной степени) непредвиденном результате индивидуальных действий проходит красной нитью в трудах ряда блестящих британских мыслителей 18 века: Адама Фергюсона, Иесайи Такера, Эдмунда Берка и Адама Смита. Главной задачей этих теоретиков социально «прирученного» индивидуализма и эгоизма было объяснение функционирования институтов, которые могли бы побуждать человека вносить максимально возможный вклад в удовлетворение общественных интересов - причем по собственному выбору и на основании мотивов, направляющих его обычное, «частное» поведение. Но это вовсе не означало для названных британцев, что данная спонтанная социальная система по определению является идеальной и не нуждается в дальнейшем улучшении, или что возможна некая «естественная гармония интересов», что обычно выводится из данных посылок. Поэтому не удивительно, что Фридрих Хайек, понимавший себя в качестве наследника этой традиции, был вынужден уже в 20 веке постоянно бороться с традиционными содержательными искажениями (чистоты) этой социально-теоретической позиции, всячески отрицая часто приписываемые ей подобные социально-наивные представления, поскольку в данной теории речь как раз и шла о необходимости «правильно построенных институтов», т.е. правилах и принципах, необходимых для согласования конфликтов интересов, неизбежно возникающих в процессе интеракции между эгоистически мотивированными людьми: «Главное не в том, чтобы уничтожить или ослабить себялюбие, но в том, чтобы придать ему такую направленность, при которой оно может способствовать общественному интересу при преследовании своего собственного». Ввиду значительных моральных и интеллектуальных затруднений, вызываемых у нас подобными гимнами эгоизму, здесь необходимо уточнить, что, постулируя в качестве «всеобщего движителя» «своекорыстные интересы» или «себялюбие», названные мыслители 18 века понимали «я» (self) вовсе не в узком, современном смысле. Эти термины тогда еще не означали озабоченности исключительно непосредственными интересами своей собственной личности, но распространялись на расширенную семью, родственников, друзей и ближайшее социальное окружение (и шире - на все что, что люди могут идентифицировать со своим реальным интересом). К тому же, говоря о таком базовом человеческом инстинкте, как «одинаковое у всех людей, постоянное и неисчезающее стремление улучшить свое положение», Смит, естественно, понимал под «положением» не только материальное благосостояние. Он и его современники имели в виду значительно более широкое представление об успехе, включая те общественные ценности, что положили начало широкой филантропической деятельности. В этом смысле трудно не согласиться с российским автором В. Колпаковым, заметившим в одной из своих недавних работ, что для Смита очевидностью являлась необходимость погружения и самого экономического анализа в общественно-политический и нравственно-этический контекст своей эпохи.
Несмотря на эту важную оговорку в рамках принципа методологического индивидуализма Смита и его современников в качестве действующего социального агента рассматривался конкретный индивид, основное социальное поведение которого сводилось к хозяйственной деятельности среди массы таких же «разумных эгоистов». Поэтому тот же Фергюсон, обращаясь в традициях своего времени к античному опыту, и там обнаруживал контрафактический характер исторических преданий о рационально-волевой природе знаменитых институтов классических цивилизаций древности: «вероятно, формы правления этих государств явились следствием стечения обстоятельств и гениальности народов, а не осуществлением проектов отдельных людей; а прославленные и государственные мужья, почитаемые за отцов-основателей, лишь возглавляли массы, чья деятельность была направлена на создание данных институтов. Именно массы оставили потомству имена немногих прославленных личностей, указав на них как на авторов тех установлений, которые те застали уже существующими и которые помогли им сформировать их собственный талант, как и таланты прочих сограждан». Так, прибегая к примеру Древнего Рима, он иронично замечает по поводу этой величайшей цивилизации древности, что «Вечный город» был зачат «по тому же нехитрому замыслу, что и любое древнее общество», и что своим возвышением был обязан обычным практическим действиям его жителей, так как он «надежно совершенствовался в процессе принятия его гражданами текущих задач и принимал политические очертания по мере того, как занимался согласованием притязаний возникших в государстве партий».
Систематически на нововременном культурно-политическом и социально-социальном материале эта мысль была далее развита Адамом Смитом, чей основной познавательный интерес был направлен на решение именно данного вопроса: каким образом частный интерес может стать наиболее эффективным механизмом достижения всеобщего благоденствия. Очевидно, что Смита интересовало главным образом не столько то, что человек может совершить в силу своих добродетелей, а скорее то, каким образом минимизировать вред, который он может нанести обществу, будучи не на высоте человеческого достоинства. Таким образом, интеллектуальная энергия здесь была направлена на обоснование возможности социального порядка, при котором дурные намерения людей могли причинить наименьшее зло. Для успешного функционирования этой социальной системы не требуется подбор наиболее благодетельных людей или улучшения всех остальных. Она использует людей во всем их разнообразии и сложности: с добрыми и дурными намерениями, умных и глупых (последних - гораздо чаще). Эта моральная индифферентность социальной онтологии А. Смита созвучна с юмовским решением проблемы генезиса самой морали, которую Д. Юм соотносил скорее с опытом и традицией, нежели с божественным или разумным началом, поскольку «чувство справедливости и несправедливости не проистекает из природы, но возникает искусственно, хотя и с необходимостью, из воспитания и человеческих отношений». В своих сочинениях этот величайший скептик-либерал 18 века противопоставляет свою версию происхождения устойчивых социальных связей не только мифу о существовании некоего изначального единства общества, но и влиятельному на тот момент дискурсу общественного договора, критикуя сам принцип сознательного и волевого руководства социальными процессами. Происхождение общественных конвенций он обосновывал личным интересом в ходе сотрудничества людей, преследующих свои собственные цели, поскольку после установления определенной моральной нормы именно этот «личный интерес оказывается первым мотивом нравственности, но симпатия к общественному интересу является источником нравственного одобрения, сопровождающего эту добродетель». Как известно, дружба Смита с Дэвидом Юмом оказала влияние на них обоих, и последний, уступая младшему другу по глубине и оригинальности разработки экономических вопросов, в то же время стимулировал многие важные идеи своего молодого коллеги. Так, он продемонстрировал не только роль морали в поддержании социальных скреп общества, но и то, что она в свою очередь зависит от традиций общества и форм социализации. Причем для обоснования этих исторически обусловленных и функционально необходимых норм нет нужды привлекать ни Бога, ни Разум.
Образ саморегулирующегося общества с самого начала не ограничивался сферой экономики, и стремление к гражданскому обществу sui generis до сих пор составляет основу значительной части современных экономических и политических представлений. Модели, образованные по смитовскому образцу, получили широкое распространение в экономических и социологических теориях, прочно гарантируя мотиву не-интенциональных последствий место в концептуальном инструментарии современного знания об обществе. Правда, здесь возникает следующая проблема: как в принципе объяснить ту структуру действия, функционирование которой в рынке является для Смита просто исходной предпосылкой. Ведь для него и сам рамочный социальный порядок свободной кооперации заинтересованных друг в друге людей-участников реципрокного обмена результатами своего труда также является культурным артефактом спонтанного общественного развития: «Разделение труда, приводящее к таким выгодам, отнюдь не является результатом чьей-то мудрости, предвидевшей и осознавшей то общее благосостояние, которое будет порождено им; оно представляет собою последствие - хотя очень медленно и постепенно развивающейся - определенной склонности человеческой природы, которая отнюдь не имела в виду такой полезной цели, а именно склонности к мене, торговле, к обмену одного предмета на другой». Далее он добавляет, что «эта самая склонность к обмену породила первоначально и разделение труда», как, впрочем, и все остальные общественные институты, поскольку «каждый человек живет обменом или становится в известной мере торговцем, а само общество превращается, так сказать, в торговый союз». Т.е. помимо восхищения от того, что свободное сотрудничество рациональных эгоистов есть эффективный способ социализации индивидов, мы находим у Смита идею спонтанного самоконституирования общества посредством разделения труда, включая институционализацию автономии самих людей, реализуемой через их взаимозависимость.
Естественно, что в дальнейшем развитии темы непреднамеренного институционального развития изумление тем парадоксом, что private vices чудесным образом трансформируются в public benefi ts, сменяется вопросом действительно теоретического объяснения данного социального феномена. Центр исследовательского интереса со временем стратегически смещается к задаче аналитического описания перехода с микро- на макроуровень (т.н. проблема агрегации индивидуального действия), методологически - к трудно разрешимой проблеме совмещения принципов методологического индивидуализма (предпосылка свободы действий рациональных индивидов) с признанием общественной природы человека, всегда действующего в рамках существующей социальной структуры. Говоря языком современной теории, речь идет о проблеме адекватной реконструкции взаимодействия микро- и макроуровней действия, т.е. об объяснении трансформации действий отдельных индивидов в коллективные результаты действия.
Заключение
Заканчивая рассмотрение взглядов А. Смита, хочется еще раз обратить внимание, что он заложил определенное представление о человеческой природе в основу целой теоретической системы, где несущими конструкциями являются: изначальная заложенная в человеке склонность к обмену и эгоизм. Первая ведет к разделению труда, вторая - к выбору занятия, которое принесет человеку больший доход, а это означает, что человек будет специализироваться на производстве той продукции, которая получается у него лучшего качества и с меньшими издержками, чем у конкурентов. Здесь прорисовывается фигура "экономического человека", рационального и своекорыстного, которая станет центральной фигурой экономических исследований в последующие два столетия. Но у классиков модель экономического человека относиться пока только к предпринимателям.
А. Смит не завершает развития классической школы. Он выступил со своим главным экономическим произведением непосредственно накануне промышленного переворота. Объектом исследования А. Смита был капитализм, еще не получивший своей адекватной производственно-технической базы в виде машинной индустрии. Это обстоятельство в известной мере и обусловило относительную неразвитость самой экономической системы А. Смита. Но теория послужила исходным пунктом для последующего развития в трудах Д. Рикардо, а затем и других великих экономистов.
Таким образом, социально-экономические взгляды А. Смита представляют собой одну из вершин экономической мысли ХVIII века.
Библиографический список
1. Автономова В. История экономических учений. - М., 2003
2. Агапова И.И. История экономической мысли. - М., 1998
3. Базылев Н.И., Базылева М.Н. Экономическая теория: учебник для вузов. – 2-е изд., перераб. и доп. – М.: Норма, 2006.
4. Борисов Е.Ф. Экономическая теория в вопросах и ответах: учебное пособие. – М.: Проспект, 2008.
5. Кураков Л.П., Яковлева Г.Е. Курс экономической теории - М.: Гелиос АРВ, 2005.
6. Макконелл К.Р., Брю С.Л. Экономикс: принципы, проблемы и политика. – М.: Инфра-М, 2006.
7. Робинсон Дж. Экономическая теория несовершенной конкуренции. – М.: Прогресс, 1986
8. Салимжанов И.К. Цены и ценообразование - М.: Проспект, 2006.
9. Смит А. Исследование о природе и причинах богатства народов – М.: Эксмо, 2007.
10. Аскильдсен Я.Э. Адам Смит и "невидимая рука" рыночного механизма // Теория и методы в социальных науках. - М., 2004.
10