Судебная реформа Петра I

     1.2. Судебная реформа Петра I 
 

     Обозрение аспектов судебных преобразований 1717— 1727 гг. стоит начать с рассмотрения изменений в судоустройстве. В  свою очередь, таковые изменения  коснулись, в первую очередь, судов  общей юрисдикции.

     программа решающего этапа в реформировании организации суда оказалась внесена в закон от 19 декабря 1718 г. об укреплении инстанционности в судопроизводстве.

     8 января 1719 г. Петр I собственноручно  написал указ об учреждении  в России девяти «гоф- герихтов» — надворных судов. По воле царя-реформатора, отечественным гофгерихтам надлежало разместиться в Санкт- Петербурге, Москве, Воронеже, Казани, Нижнем Новгороде, Смоленске и Тобольске².

     Наряду  с этим, по умолчанию законодателя, продолжил деятельность унаследованный от шведов надворный суд в Риге. Остававшийся на протяжении девяти лет «бесхозным», никак организационно не включенным в судебную систему России Рижский гофгерихт был 15 мая 1719 г. подчинен Юстиц-коллегии³.

     Нормативную основу функционирования реформированной  судебной системы должны были, прежде всего, образовать регламенты городовых и провинциальных судов (издание которых декларировалось в ст. 2 закона от 19 декабря 1718 г.), Регламент Юстиц-коллегии (подготовка которого специально предусматривалась в именном указе от 9 мая 1718 г.'), а также судоустройственный и процессуальный разделы создававшегося с 1720 г. нового Уложения. Отмеченные намерения законодателя не воплотились, однако, на практике. Проект Уложения Российского государства 1723—1726 гг., будучи полностью разработан, так и не обрел силы закона (подробнее об этом будет сказано ниже). В противоположность этому, о составлении Регламента городовых судов каких-либо данных выявить к настоящему времени не удалось.

     нормативную основу функционирования реформированных судебных органов составили законы и распоряжения, относившиеся «ко управлению судных дел», разрозненно изданные в конце 1710-х — первой половине 1720-х гг. С одной стороны, это были законы, так или иначе касавшиеся Юстиц-коллегии и подведомственных ей судов, с другой — распоряжения самой Юстиц-коллегии, касавшиеся вопросов судоустройства и судопроизводства.

     К числу обозначенных законов следует  отнести: закон от 12 декабря 1718 г., «О должности коллегей, что в которой управлять надлежит». Генеральный регламент от 28 февраля 1720 г. (в котором, в частности, нашли закрепление общие принципы внутреннего устройства коллегий, а в гл. 51 определялась подсудность государственных служащих); Регламент Главного магистрата 1721 г. (в гл. 9 и 14 которого закреплялись, во-первых, судебная компетенция Главного магистрата — в ее отграничении от компетенции Юстиц-коллегии, а

     во-вторых, особенности судопроизводства по делам  с участием горожан); закон от 21 ноября 1721 г. о порядке утверждения приговоров, вынесенных судами первого звена по делам об особо тяжких преступлениях; закон от 4 марта 1723 г. о порядке апелляционного пересмотра решений и приговоров, вынесенных Юстиц-коллегией и надворными судами; закон «О форме суда» от 5 ноября 1723 г.¹

     Из  распоряжений Юстиц-коллегии, касавшихся судоустройства и судопроизводства, необходимо отметить: распоряжение от 15 октября 1719 г. об улучшении работы Московского надворного суда; распоряжение от 28 июня 1720 г. о порядке рассмотрения в надворных судах дел, инициированных фискальской службой; распоряжение от 4 июля 1720 г. о запрете Канцелярии вотчинных дел и надворным судам пересматривать дела, решения по которым выносила Боярская дума; распоряжение от 5 июля 1721 г. о порядке утверждения приговоров городовых и провинциальных судов, в которых назначалось наказание в виде смертной казни или ссылки на каторгу².

Наконец, именно Юстиц-коллегией был разработан и широко использован на практике введенный в научный оборот еще  М. М. Богословским типовой Наказ  городовому судье³. В этом Наказе (вступившем в силу, вероятнее всего, в начале 1719 г.) регламентировалась компетенция городового судьи, порядок его взаимодействия с надворным судом, Юстиц-коллегией и иными органами государственной власти. Списки данного Наказа (скрепленные печатью и подписями членов присутствия Юстиц-коллегии) выдавались в индивидуальном порядке лицам, назначенным на должность городового судьи. Кроме того, в архивном источнике автору встретилось упоминание о ведомственной Инструкции

Наиболее радикальное  установление по разграничению полномочий между административными и судебными органами законодатель внес в ст. 22 Инструкции или наказа земским комиссарам от января 1719 г

10 января 1719 г.  Сенат указывал продолжить работу  Расправной палаты, «покамест Юстиц-колегия в совершенство придет», то не прошло и полугода, как палата 1 июня 1719 г. прекратила существование, будучи реорганизована в Санкт-Петербургский

надворный суд¹. Что касается иных надворных судов, то еще раньше Санкт-Петербургского, по особому именному указу от 8 апреля 1719 г., был открыт Московский гофгерихт².

Фактическое создание прочих надворных судов произошло  в 1720—1721 гг. Из числа гофгерихтов, упомянутых в именном указе от 8 января (719 г., позднее остальных начал функционировать  Тобольский надворный суд. Первые двое судей этого суда (С. М. Козловский и М. И. Вадбольский) вступили в должность не ранее конца 1720 г.³ А вот президент и вице-президент были впервые назначены в Тобольский гофгерихт лишь сенатскими указами от 20 июля и от 7 августа 1722 г.

     Остается добавить, что предусмотренные законом от 19 декабря 1718 г. «нижние» суды не были учреждены в единственном регионе — в незадолго до того присоединенной Прибалтике, в Ревельской и Рижской губерниях. На территории этих губерний, не подвергшись какой-либо реорганизации, продолжили функционировать основанные еще шведскими властями вышеупомянутые оберландгерихт в Ревеле и ландгерихты в Дерпте, Пернове, Риге, Вендене и на острове Эзель¹. Названные судебные органы были сохранены в соответствии с Жалованной грамотой шляхетству и земству Эстляндии от 1 марта 1712 г. (содержавшей, в частности, положение о сохранении за местным дворянством и горожанами «древних их привилегий, прав, суда, правости, рецессов, статутов»), а также в соответствии с содержавшей аналогичное положение Жалованной грамотой городу Ревелю от 13 марта 1712 г. 

в конце 1710-х - начале 1720-х гг. Петр I уделил значительное внимание и развитию системы специализированных судов. Развитие этой системы осуществлялось законодателем в двух направлениях: во-первых, путем реорганизации специализированных судебных органов, уже существовавших в дореформенный период, а во-вторых, путем учреждения новых судов подобной компетенции.

Часть сециализированных  судов, созданных или сохраненных  в ходе судебной реформы Петра I, получили в подсудность (исключительную или преимущественную) определенные категории дел: от дел по обвинениям в государственных преступлениях до дел по земельным спорам дворян. Иная часть данных судов получила в подсудность (опять-таки исключительную или преимущественную) определенные кате-

     гории лиц: от строевых военнослужащих до крестьян церковных вотчин. Соответственно, те или иные категории дел и категории лиц, закреплявшиеся законодателем в подсудности судов специальной юрисдикции, исключались из подсудности судов общей юрисдикции 
 

    29 апреля 1722 г. Петр I подписал закон, в котором впервые детально регламентировался крут ведения приказа в судебной сфере. В ст. 1 и 2 названного закона (не рассматривавшегося до сих пор в историко-правовой литературе) подтверждались как традиционные полномочия Преображенского приказа по разбирательству дел по государственным преступлениям, так и аналогично традиционные полномочия по рассмотрению судебных дел, касавшихся военнослужащих гвардии. При этом в ст. 2 указа оговаривалось, что дела по искам самих гвардейцев должны были рассматриваться теми судебными органами, под юрисдикцией которых находились ответчики.

Согласно  ст. 3 закона от 29 апреля 1722 г., к ведению  Преображенского приказа были дополнительно  отнесены дела о «великих убийствах» и «городских разбоях», совершенных в Москве и Санкт-Петербурге во время пребывания там императора². Завершало ст. 3 категорическое предписание никаких дел иного характера в судебное производство приказа более не принимать, чтобы «тем конфузии не зделать положенному регламенту» (то есть не нарушать функционирование реформированной судебной системы)³. 

15 января 1724 г.  последовало издание закона об  упразднении Тайной канцелярии (еще  одного суда по государственным  преступлениям, речь о котором пойдет чуть ниже), дела и канцелярский персонал которой предписывалось передать именно в Сенат³, то картина начала проведения новой реорганизации судебного устройства прояснится окончательно⁴. Уместно заметить, что подобная реорганизация не противоречила в целом и национальному опыту государственного строительства.

в 1718 г., ни впоследствии законодатель не предусмотрел никакой  — ни инстанционной, ни организационной  связи — между Тайной канцелярией  и Преображенским приказом

Однако, в итоге, на практике разграничение судебной компетенции между Преображенским приказом и Тайной канцелярией сложилось отнюдь не по значимости дел, поступавших в их производство. По данным Н. Б. Голиковой и Е. В. Анисимова, разграничение юрисдикции между Преображенским приказом и Тайной канцелярией имело исключительно территориальный характер

Что касается зародившейся еще в 1700-е гг. подсистемы военных  судов (военно-сухопутных и военно-морских), то к самым значительным изменениям в их организации за 1717— 1724 гг. следует отнести: во-первых, учреждение Военной и Адмиралтейской коллегий; во-вторых, создание первого в России постоянного воєнно-с удеб ного органа — Нижнего воинского суда; в-третьих, основание в местах постоянной дислокации воинских частей смешанных военно-гражданских судебных присутствий. Основанные 15 декабря 1717 г. по образну шведских Krigskollegium и Admiralitetskollegium³ Военная и Адмиралтейская коллегии явились не только органами военного управления, но и ревизионно-решающими

инстанциями по отношению к кригсрехтам — то есть судами второго звена'.

    Впервые подобный порядок был формально  закреплен в упоминавшемся выше законе от 3 марта 1719 г.² Согласно названному закону на утверждение Военной коллегии в обязательном порядке направлялись утвержденные командующими корпусами приговоры полковых и гарнизонных кригсрехтов, в которых назначалась смертная казнь. При этом, если смертные приговоры в отношении нижних чинов и нестроевых утверждались самой Военной коллегией, то смертные приговоры, вынесенные офицерам, после утверждения коллегией направлялись на окончательное утверждение царя³ . В свою очередь, по распоряжению Военной коллегии от 24 июля 1721 г., направлению на утверждение коллегии стали подлежать все приговоры, вынесенные военными судами первого звена и утвержденные вышестоящим строевым командованием⁴.

Соответственно, отправлением правосудия занималось присутствие  коллегии, а подготовкой дел к  слушанию — Аудиторское повытье  коллежской канцелярии. В Военной  коллегии Аудиторское повытье было создано согласно штату, утвержденному 3 июня 1719 г. По этому штату в состав Аудиторского повытья входили генерал-аудитор, генерал-фискал, два канцеляриста и два копииста⁵. Наряду с подготовкой поступавших из кригсрехтов приговоров к рассмотрению Военной коллегией, Аудиторское повытье осуществляло руководство аудиторской службой армии, а также вело судебную статистику, обрабатывая и анализируя ежегодно поступавшие из воинских частей отчеты о состоявшихся кригсрехтах.

в 1717-1724 гг., следует  отметить, что первый функционировавший на постоянной основе реформированный военно-судебный орган — Нижний воинский суд (создание которого в общем виде предусматривалось в ст. 1 гл. 50-й Устава Воинского от 30 марта 1716 г.³) — появился в нашей стране в 1723 г. Учредительным актом о его основании в историко-правовой литературе принято считать высочайшую резолюцию от 15 февраля 1723 г. на п. 2 доклада Военной коллегии⁴. Нижний воинский суд располагался в Москве и был структурно связан с Московской конторой Военной коллегии, глава которой выступал в роли председателя суда. 

Переходя к  рассмотрению вопроса о существовавших в нашей стране еще с XI в. церковных  судах, сразу же необходимо отметить, что наиболее значительные перемены в их устройстве за 1717—1723 гг. оказались  связаны с основанием Святейшего Правительствующего Синода, ставшим высшим органом церковной власти России до 1918 г. Святейший Синод был учрежден 14 февраля 1721 г. вместо созданной 25 января 1721 г. Духовной коллегии. Как известно, учреждение Синода — означавшее ликвидацию в нашей стране института патриаршества (и, тем самым, de jure подчинение церкви самодержавному государству) — явилось ключевым элементом церковной реформы Петра I^і.

    Юрисдикционные  полномочия Синода и его статус как  органа правосудия были первоначально закреплены в утвержденном 25 января 1721 г. Духовном регламенте, составленном (как убедительно показал еще П. В. Верховской) Феофаном Прокоповичем — при активном участии царя. Достойно упоминания, что в ст. 5 и 6 ч. 1-й Регламента были внесены теоретические рассуждения, в которых доказывалось преимущество коллегиального отправления правосудия перед единоличным. В ст. 5 развернуто обосновывался оптимистический тезис о том, что в «коллегиуме» «не обретается место пристрастию, коварству, лихоимному суду». В свою очередь, в ст. 6 подчеркивалось, что «коллегиум свободнейший дух в себе имеет к правосудию», поскольку «единоличный правитель гнева силных боится», а вот оказывать давление на группу судей «не тако удобно есть, яко на единого человека»¹.

    Собственно нормы, в которых определялись сфера юрисдикции, а также положение Духовной коллегии в системе органов церковного правосудия законодатель поместил, прежде всего, в ст. 5 и 8-11 ч. 3-й Духовного регламента. В ст. 5 речь шла о подсудности коллегии старообрядцев («раскольщиков») и еретиков («нового некоего учения изобретателей»). В ст. 8 ч. 3-й за Духовной коллегией в общем виде закреплялось положение суда второго звена и апелляционной инстанции по отношению к органу епархиального управления (к «суду епископа»). В той же ст. 8 оговаривалось, что Духовной коллегии надлежало рассматривать по первой инстанции, во-первых, дела по «обидам» (материальному и моральному ущербу), нанесенным епископом либо всему клиру церкви, либо всему монастырю, а во-вторых, дела о конфликтах между самими епархиальными архиереями («обиды, сделанные епископу от другого епископа»).

Кроме того, положение  Духовной коллегии как суда второго  звена и апелляционной инстанции  по отношению к суду органа епархиального  управления — более развернуто, нежели в ст. 8 ч. 3-й — закреплялось в ст. 14 раздела «Како •же лутче может быть сие [епископское] посещение [епархии]» ч. 2-й Духовного регламента. В названной статье оговаривалось право любых представителей духовенства, не удовлетворенных вынесенным епископом приговором или решением,

подавать  апелляционную жалобу в коллегию {«переносить дело на суд Духовного коллегиум»). Что характерно, в рассматриваемую ст. 14 был внесен особый запрет епископу оказывать какое-либо давление на лиц, подающих апелляционные жалобы, — в частности, «печатать [опечатывать] или грабить домы оных»¹.

    В ст. 9 ч. 3-й Духовного регламента закреплялось право Духовной коллегии как инициировать уголовное преследование, так и  выступать истцом в делах о  хищении церковного имущества, которые производились (как можно понять по умолчанию законодателя) в судах общей юрисдикции. В ст. 10 той же ч. 3-й трактовался казус, когда духовное лицо оказывалось пострадавшим от высокопоставленного должностного лица {«от господина некоего силного»). В этом случае дело подлежало рассмотрению в Юстиц-коллегии или в Сенате, но при обязательном информировании Духовной коллегии.

    Наконец, в ст. 11 ч. 3-й Духовного регламента законодатель предусмотрел случай, когда  возникают сомнения в аутентичности  завещаний о значительном наследстве («ду- ховницы знатных особ аще покажутся быть в чем сумнитель- ныя»). Если таковое имело место, то дело поступало на совместное разбирательство Юстиц- и Духовной коллегий².

Остается добавить, что в Духовном регламенте предусматривалось четыре случая, когда суду Духовной коллегии (по первой инстанции) подлежал глава органа епархиального управления. По ст. 10 и 16 раздела «Дела епископов» ч. 2-й Духовного регламента и по ст. 14 и 15 упомянутого раздела «Како же лутче может быть сие посещение», епархиальный архиерей попадал под суд коллегии, во-первых, за подавление в священники «неученого человека», во-вторых, за необоснованное наложение анафемы, в-третьих, за предоставление фальсифицированных сведений о состоянии дел в епархии. В-четвертых, епископ был подсуден Духовной коллегии за притеснения подчиненных ему лиц («аще кто от него [епископа] знатно изобижен будет»)³.

1721 г. Петр I уточнил  и объем полномочий Синода  в отношении суда над духовенством. Согласно закону от 15 марта 1721 г. (изданному в форме высочайших резолюций на доклад Святейшего Синода), лица, имевшие духовный сан, подлежали церковному суду по всем делам, за исключением государственных преступлений, «явных злодейств» (убийств и разбоев), а также гражданских дел, связанных с участием представителей духовенства в промыслах, торгах и откупах. Соответственно, исковые челобитные на лиц духовного звания надлежало отныне подавать в Синод².

19 ноября 1721 г. (изданному  в форме высочайших резолюций  на отмеченный доклад Святейшего Синода), крестьяне и управители церковных вотчин подлежали церковному суду по всем делам — за исключением «криминалных дел» (умышленных убийств, разбоев и татьбы с поличным)¹. По таковым «криминалным делам» в законе от 19 ноября 1721 г. оговаривалась подсудность населения церковных земель Юстиц-коллегии и иным судам общей юрисдикции². Тем самым, к концу 1721 г. Синод получил никак не предусмотренную Духовным регламентом преимущественную, но все же не исключительную юрисдикцию над населением церковных вотчин.

Окончательное — для первой четверти XVIII в. —  разграничение светской и церковной  юрисдикции по кругу дел было установлено  в законе от 12 апреля 1722 г. (изданном опять-таки в форме высочайших резолюций  на очередной доклад Святейшего Синода). Согласно данному закону к исключительной подсудности органов церковного правосудия были отнесены дела по богохульству, еретичеству, колдовству, принадлежности к старообрядчеству, о насильственном пострижении в монахи, а также о расторжении брака.

новой организации церковного суда, то в окончательном виде она была закреплена в синодском указе от 4 сентября 1722 г. об укреплении инстанционности в церковном судопроизводстве². Согласно этому закону в качестве церковного суда первого (основного) звена выступали либо низовые органы управления церковными вотчинами, либо низовые органы общего церковного управления. Судом второго звена в законе от 4 сентября 1722 г. определялись, во-первых, органы епархиального управления, а во-вторых, перешедшие в 1721 г. в подчинение Синода центральные органы церковной власти — Духовный и Монастырский приказы³.

Церковным судом  третьего (высшего) звена в законе от 4 сентября 1722 г. определялся Святейший  Правительствующий Синод. Тем самым, в законе от 4 сентября 1722 г. оказалась  зафиксирована трехзвенная система органов церковного правосудия. Нельзя не отметить также, что, в отличие от системы судов общей юрисдикции, в системе церковных судов к 1722 г. не появились органы, функционально и структурно отделенные от органов церковного управления.

В окончательном  виде функции и статус Главного магистрата (а также образованных вместо земских  изб городовых магистратов) были закреплены в Регламенте Главного магистрата, подготовку которого (первоначально  — в виде Инструкции обер-президенту «над магистраты») Петр I поручил камер-советнику Генриху Фику². Составленный Г. Фиком уже к маю 1720 г. законопроект поступил сначала на доработку к обер-секретарю Сената А. Я. Щукину, а затем был отправлен на ознакомление сенаторам и Ю. Ю. Трубецкому. Отредактированный — с учетом мнений сенаторов и обер- президента Главного магистрата — законопроект рассматривался вслед за этим на заседании Сената 16 декабря 1720 г., проходившем с участием Петра I. После внесения поправок и дополнений непосредственно монархом законопроект про-

шел стилистическую обработку и, в итоге, получил  утверждение 16 января 1721 г.¹

    Вопросам  городского судоустройства и судопроизводства Генрих Фик посвятил особую, главу 9 законопроекта, лаконично озаглавленную  «О делах юстиции». В названной главе Г. Фик предложил, чтобы судом первого (основного) звена для тяглых горожан являлся бы магистрат. Судом второго звена (и апелляционной инстанцией для магистрата) Генрих Фик видел провинциальный суд, судом третьего звена — надворный суд².

    Совершенно очевидно, что подобная судоустройствен- ная конструкция (при которой выступавший в роли специализированного суда магистрат оказывался пристыкован к системе судов общей юрисдикции) типологически воспроизводила охарактеризованный выше шведский образец. Однако, несмотря на то, что стратегическая линия на построение в России Polizeistaat по подобию Швеции оставалась в 1720 г. еще вроде бы незыблемой, рассмотренные предложения Г. Фика были полностью отвергнуты. Взамен конструкции Генриха Фика обер-секретарь Анисим Щукин предложил иную, чисто ведомственную четырехзвенную систему судов для тяглых горожан: городовой магистрат — магистрат провинциального города — магистрат губернского города — Главный магистрат.

В конце концов, в гл. 9 Регламента Главного магистрата 1721 г. (получившей итоговое название «О судах гражданских») нашла закрепление отчетливо восходившая к предложению А. Я. Щукина трехзвенная система структурно не отделенных от органов городского самоуправления судов для посадских: городовой магистрат — магистрат провинциального города — Главный магистрат³. 

     что на протяжении 1720—1721 гг. — в рамках проведения магистратской реформы  — сложившаяся в нашей стране еще в XVI в. система специализированных судов для тяглых горожан подверглась  реорганизации, а объем полномочий этих судов оказался существенно расширен. Связано это было с тем, что, осознав необходимость восстановления значительно ослабленного за годы Северной войны экономического потенциала российских городов, Петр I попытался решить эту задачу, в первую очередь, путем предоставления посадскому населению ведомственной защиты.

Для этого Петр I распространил на сферу управления городами традиционный отечественный  принцип «единого ведомственного хозяина». Именно поэтому заменившие

архаичные и  почти безвластные земские избы органы магистратской власти получили не только обширные административные полномочия, но и беспрецедентно широкие полномочия судебные. В итоге, в России в начале 1720-х гг. сложилась весьма далекая от шведских образцов трехзвенная подсистема магистратских судов, структурно не отделенных от органов самоуправления и никак