Языческие верования после крещения Руси. Современное русское язычество

    ВЯТСКИЙ СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКИЙ  ИНСТИТУТ 

    Гуманитарный  факультет 

    Кафедра философии 
 
 
 
 
 
 

    КОНТРОЛЬНАЯ РАБОТА 

    Предмет:  История и теория религии                                                              Тема:      Языческие верования после                                                                                                                   крещения Руси. Современное русское   язычество

    Студентки 1 курса, группы ПС-13

    Прокофьевой Г.В. 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

    Дата  сдачи работы «___»_______________2009 г. 

    Оценка:________________________ 

    Проверил:______________________ 
 
 
 

    Киров 2009

    Содержание 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

    ВВЕДЕНИЕ

        «В современной богословской литературе обращение Руси в христианство толкуется как переход от заблуждения к истине, от языческой тьмы к свету новой веры. Православные идеологи нередко говорят и о том, что христианство в своем византийском, первозданном виде восторжествовало над язычеством и легло в основу мироощущения русского народа. Историческая действительность расходится с этими радужными представлениями.

      Древнерусский летописец, автор «Повести временных  лет», замечал, что русские люди лишь на словах называются христианами, а  на деле живут, точно «поганые». [1. ПВЛ. М.; Л., 1950. Ч.1. С.314.] Ревнители христианской веры Древней Руси обличали своих соотечественников в «двоеверии». Они клеймили тех, кто, именуя себя христианами, поклонялся в то же время языческим богам. Концепция «двоеверия» из старинных полемических сочинений проникла в дореволюционную историческую науку и прочно утвердилась в ней. По словам Е.Е. Голубинского, «в первое время после принятия христианства наши предки в своей низшей массе или в своем большинстве, буквальным образом став двоеверными и только присоединив христианство к язычеству, но не поставив его на место последнего, с одной стороны, молились и праздновали богу христианскому с сонмом его святых или — по их представлениям — богам христианским, а с другой стороны, молились и праздновали своим прежним богам языческим. Тот и другой культ стояли рядом и практиковались одновременно…» [2. Голубинский Е.Е. История русской церкви. М., 1880. Т. 1. С. 849.]» ¹ 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

    ЯЗЫЧЕСКИЕ ВЕРОВАНИЯ ПОСЛЕ КРЕЩЕНИЯ РУСИ

      Двоеверие

      «Стремясь рассматривать «двоеверие» исторически, Н.С. Гордиенко отмечает: «"Двоеверие", сначала явное, затем скрытое, впоследствии было преодолено русским православием, но преодоление это оказалось в значительной степени формальным, и достигла его церковь ценой компромисса, посредством приспособленчества. Византийское христианство не устранило славянское язычество из сознания и повседневного обихода народов нашей страны, а ассимилировало его, включив языческие верования и обряды в свой вероисповедно-культовый комплекс». [5. Там же. С. 99-100.]»²

        «И первое, о чем следует сказать, — это о жизнеспособности древнерусского язычества, которое с социальной и политической точки зрения не утратило еще исторической перспективы. Поэтому распространяемое на Руси XI-XII веков христианство заметно оязычивалось, то есть подвергалось глубокой языческой обработке. Проследим за этим процессом, используя конкретные данные.»³

      «Языческому переосмыслению в Древней Руси подверглись и христианские божества, а церковный календарь вплотную увязан с ходом языческих празднеств.

      С принятием христианства на смену Перуну пришел Иисус Христос, о чем свидетельствуют древние авторы: «По святом крещении Перуна отринуша, а по Христа Господа Бога яшася». [26. Памятники древнерусской церковно-учительной литературы. Вып. 3. СПб., 1897. С. 232, 233-234.]»⁴Фр с. 301-302

      «Если Христос сменил Перуна, то Богородица заменила Рожаниц в качестве женского божества плодородия. Популярность культа Богородицы, наблюдаемая в русском православии, в немалой мере объясняется переносом на нее свойств женских божеств языческого пантеона.»⁵Ф с.302

      «В образах русских святых также угадываются языческие боги. За Георгием Победоносцем (Егорием Храбрым) скрывается бог солнца Хорс, восседающий на солнечном коне. Илья-пророк принял некоторые черты Перуна-громовержца. Иоанн Креститель накрепко соединился с купальскими языческими обрядами. Покровитель скота Власий стал преемником бога Волоса (Велеса), а Параскева-Пятница — женской богини-пряхи Мокоши. Прототипом святых Козьмы и Демьяна был Сварог — покровитель кузнецов, занятых «огненным делом». Козьма и Демьян напоминают культурных героев древности. Легенда, записанная на Волыни, гласит: «Кузьма и Демьян бродили по свету и натолкнулись на людей, которые поле не пахали, а долбили его мотыгами. Кузьма и Демьян стали думать, как бы здесь сделать рало, чтобы этим людям легко было добывать хлеб. Вот они и выдумали первое рало».Фр С.302-303

           «Сохранность прадедовских языческих   верований  в  средневековой   русской деревне не удивляет  нас. По этнографическим материалам  XIX   -- XX вв. мы знаем множество пережитков, идущих из глубины не только   веков, но и тысячелетий. Русские крестьяне и смерды XII -- XIII вв.   оберегали свою  веру,  откупались  от  властей  особым  налогом  -   "забожничьем" и оберегали свой красочный праздничный ритуал. Десятки

        древних индоевропейских мифов  (иногда в античной, греческой  окраске)   исполнялись  во  время  зимних  или  летних  святок.  "Кощунников",   исполнителей  мифологических  сказаний-кощун,  ставших  со  временем   нашими  волшебными сказками,  народ   слушал,  как  мы  видели  выше,   внимательно и в многолюдстве.

           Даже  древний  обряд  трупосожжения,  доживший  в  лесном  краю  вятичей до времени летописца  Нестора ("еже творят вятичи  и  ныне"),   сохранился  в южной части  вятичской   земли  (Тульская  и  Калужская   губернии) в пережитках до конца XIX в.: на христианской могиле после   похорон   разводили   огромный   костер.    Древние    погребальные   избушки-домовины ("столпы") дожили до начала XX в.»⁶

      «Соединение язычества с христианством прослеживается и в похоронных обрядах Руси XI-XII веков. Языческое сожжение было вытеснено захоронением в землю. На костяках археологи находят порой кресты и образки. Но вместе с тем в могилу клали и пищу. Эта пища, необходимая умершему в загробной жизни, а также поминальные трапезы после похорон и в поминальные родительские дни — явные признаки языческих представлений о душе и потустороннем мире. Такие представления не были чужды и верхним слоям древнерусского общества. Княжеское погребение конца XI века, обнаруженное в ходе раскопок Десятинной церкви в Киеве, содержит предметы вооружения, свидетельствующие о соблюдении при похоронах языческого обряда. И в дальнейшем принадлежностью захоронений знати было как оружие, так и сосуды с пищей.» ⁷

            «После  принятия  христианства   в   качестве   государственной   религии происходило календарное соприкосновение древних языческих   праздников с новыми, церковно-государственными,  обязательными для   правящих верхов. В ряде случаев христианские праздники,  возникшие,   как и славянские,  на  первобытной астрономической основе,   на   солнечных фазах,  совпадали   по   срокам   (рождество   христово,   благовещенье, рождество Иоанна Предтечи); нередко они расходились.

        Резкий разнобой вносил, как уже   говорилось,  подвижной пасхальный   цикл, сместивший со  своей солнечной позиции масленицу,  которая   должна была праздноваться в пору весеннего равноденствия,  встречу   весны и русальско-ярильские моления мая и июня.»⁸ Р с. 741

           « Одной  из  характернейших  черт  святок  и  масленицы  является   ряжение, одевание тулупов шерстью вверх, ношение звериных  масок  и   шумные карнавальные пляски в домах и на улицах. Рядятся в  медведя,   коня, быка,  козу,  гуся,  журавля.  Во  время  сборищ  поют  самые   разнообразные песни из всего годового репертуара

            Масленичное  обрядовое  печенье  --  блины  --   удержалось   в   русском быту до наших  дней. Давно уже высказано мнение,  что  блины   являются символом  солнца и их изготовление и  коллективное  поедание   отмечало победу дня над ночью, света над тьмой.

            С  весенними  праздниками,  в  значительной  мере  поглощенными   пасхой, связан и культ яиц,  как источника жизни. Мне уже  приходилось   писать о  чрезвычайно   архаичных  космогонических   изображениях  на   пасхальных яйцах-писанках, сохранивших миф о двух небесных  лосихах   рожаницах, миф, возникший за несколько тысячелетий до  христианства.⁹

           «Русальские  заклинательные  обряды  и  пляски  были   начальной   стадией   языческого   празднества,   завершавшегося   обязательным   ритуальным пиром с обязательным  употреблением мясной  скоромной   жертвенной пищи: свинины, говядины, кур и яиц.

            Так как многие языческие   праздники  совпадали  или   календарно   соседствовали   с  православными,  то  внешне  приличия  были  почти   соблюдены:  пир устраивался,  например,  не  по  случаю  праздника   рожаниц, а по причине дня рождества богородицы, но продолжался и на   следующий день уже как "беззаконная вторая трапеза". Другой пример:   язычники  праздновали Купалу,  а церковь отмечала  в этот  день   рождество   Иоанна   Крестителя;   в   итоге   симбиоза   получился   "Иван-Купала".

            Церковь не только выступала  против игрищ  и  пиров   вообще,  но   и нашла сильное  оружие против ритуальной еды. Вероятно, с этой целью   в XI в. был удлинен петровский пост, приходившийся  на  "русальский   месяц" июнь. Пост кончался в петров день 29 июня,  а  начинался  он   через неделю после троицына  дня  (по  подвижному  календарю). 

        Церковники ввели "мясопуст" на весь недельный интервал между троицей   и "петровками", продлив тем самым запрет на вкушение мяса  в  самый   разгар русальских празднеств в тот период, на который в большинстве   случаев приходится ярилин день (4 июня) и всегда купальская неделя.»¹⁰

    Аграрные праздники

      «Христианские праздники подверглись довольно существенной языческой обработке. Более того, некоторые языческие празднования остались. Например, культ предков был приурочен к «родительским дням», когда свершались поминки по усопшим. Такими днями являлись «страстной четверг», второй день «фоминой» недели, следующей за пасхальной неделей, и «родительская суббота» накануне троицына дня.

      В начале мая славянин-язычник усердно молился по поводу «верши» — первых всходов на полях. Моления сопровождались празднованием в честь произрастания яровых хлебов. Древнерусская церковь облекла этот праздник в новую форму — поклонение святым Борису и Глебу. В результате князь Борис, не имевший никакого отношения к труду земледельца, превратился в «Бориса-хлебника». Средневековые художники украшали одежду Бориса и Глеба символическими изображениями первых ростков. В конечном счете Борис и Глеб стали в сознании народа «святыми пахарями».

      Середина  августа — время, когда у восточных  славян завершалась жатва яровых и праздновался сбор урожая. На этот языческий праздник наложилось празднование успения Богородицы 15 августа. Веселья по поводу завершения сбора урожая принадлежали к числу важнейших в системе языческих действ восточнославянского календаря. Поэтому «успение» («госпожин день») стало одним из главнейших православных праздников. Тем же объясняется огромное количество богородичных икон и храмов, имевшихся на Руси.

      Популярность  Богородицы коренилась в том, что  она отождествлялась с женскими божествами плодородия, в частности с Рожаницами.»¹¹

        «Главный праздник бабьего лета -- рождество  богородицы  --  был  в древней Руси и  праздником рожаниц. Первоначально  праздновали Роду   и рожаницам,  а со временем все внимание  было перенесено на  женские   божества плодородия .

            Праздник языческих рожаниц был  подключен  к  такому  созвучному  православному празднику, как  рождество богородицы: и  там   и  здесь   речь идет о  рождении новой жизни; в одном  случае -- ребенка  (после   долгой  бездетности), а в другом -- нового урожая.

            Кроме   христианского   двунадесятого    праздника    рождества  богородицы, праздновался почти одновременно (или на следующий день?)   второй праздник,  учреждалась  "вторая  трапеза"  в  честь   Рода  и   рожаниц. Эти два  совершенно различных  но  происхождению  праздника   настолько  слились  воедино,  что  средневековые  "череву  работние   (чревоугодливые)  попове  уставиша  трепарь  прикладати   рождества

        богородицы к рожаничьне трапезе", а  современная  нам  православная  церковь XX в. производит в этот день  "благословение  хлебов",  при  котором трижды поется тропарь рождеству богородицы.»¹²

      «Смешение языческих и христианских обрядов прослеживается сплошь и рядом в различных эмпирических проявлениях религиозного сознания. Христианские ортодоксы негодовали по этому поводу. Так, предавались проклятию те, кто «знаменуется дафиниею, рекше крапивою, и всякими цветы польными, а не крестом честным». Осуждался обычай крестить хлеб ножом, а пиво — чашей. Семантически здесь нож и чаша — священные предметы языческого культа, приспособленные к христианским нуждам.

      Надо  сказать, что многие христианские праздники  проводились на языческий манер. Из определений Владимирского собора 1274 года узнаем, что в ночь «святаго воскресения» мужчины и женщины, собравшись вместе, играют и пляшут бесстыдно, скверну всякую творят и, «яко кони, вискають [визжат] и ржуть», подобно «нечестивым елинам», празднующим «Дионусов праздник». Духовенство призывало свою паству Воскресение Христово встречать с любовью, а «не пияньством, ни объедением, ни песнями бесовскими, ни иными плотьскими деяниями».

      Но  не только Воскресение Христово отмечалось по-язычески. Вообще в «божественные праздники» устраивались «бесовские зрелища». Церковники постоянно взывали: «Иже кто верен и благочестив, лепо на божественыя праздники имети в чистоте духовно, а не на позоры [зрелища], ни на игры супражнятись». Но тех, «кто верен и благочестив», нужно было, как говорится, искать днем с огнем.

      В христианских по названию, а по сути своей языческих празднествах, непременным правилом которых было ритуальное употребление алкогольных напитков, многие священники принимали самое деятельное участие, упиваясь без меры, например, «в святые пречистые дни постенья, от светлыя недели верьбныя до всех святых», что засвидетельствовано определениями Владимирского собора.

      Языческие празднования (по терминологии церковников  — «бесовские игрища») собирали множество  народа, тогда как церкви стояли пустыми. «Божественные словеса», возглашаемые в церквах, мало кого привлекали. Но если «плясци или гудци, или ин хто игрець позоветь на игрище, или на какое зборище идольское, то вси тамо текут, радуяся». В церковных поучениях есть сценки, как бы списанные с натуры. Позовут нас в церковь, говорится в одном из них, а мы позевываем, чешемся, потягиваемся «и речем, дождь или студено». Но «на позорищах», где нет ни крыши ни затишья, где дождь и ветер или вьюга, все радуются и проводят целые дни.

      Языческое мироощущение настолько крепко держалось  в общественном сознании Древней Руси, что сами борцы за чистоту христовой веры путали праздники христианские и языческие, скажем сошествие святого духа с русалиями. Монахи-летописцы порой вели счет времени по «русальным неделям».¹³

    Архитектура

      «Влияние язычества прослеживается и в церковном оформлении. Современные исследования показали, что «церковное декоративное искусство русского средневековья было пронизано древними языческими элементами. Языческие сюжеты дополняли, с точки зрения древнерусского человека, христианскую символику. Таков богатый декоративный убор Георгиевского собора в Юрьеве-Польском.»¹⁴

      «Языческие божества изображены на вратах Суздальского собора, на знаменитых бронзовых арках церкви XII столетия во Вщиже, небольшом городке, расположенном близ Брянска.» ¹⁵

      « Если  мы   обратим   внимание   на   севернорусскую   церковную архитектуру XVI -- XVIII вв. того времени,  когда еще бытовали  и   обновлялись списки гневных порицаний культа рожаниц, то найдем здесь   много больших деревянных храмов с широкими гульбищами  вокруг  них.  Такие храмы были вполне пригодны для праздничных пиршеств, так  как  в древней Руси даже княжеские  пиры  устраивались  на  "сенях",  на  "сеньнице", т. е. на  окружающем  здание  балконе-гульбище  второго  этажа.»¹⁶

    Фольклор

            «Тему о языческих  празднествах  очень  трудно  закончить,  даже  доведя ее в каком-то одном разделе до XVII  в.  Эта  тема  мощно  и  полнокровно вливается в поток русской народной культуры XVIII -- XIX  вв.  и  наиболее  полно   представлена   в   необъятном   и   ярком  этнографо-фольклорном материале.» ¹⁷

      «В  народных  былинах,  возникших  в  X  --  XII  вв.  в   среде  полувоенных смердов, почти незаметен  христианский элемент.  Волхвы,  ведуны, волшебники-знахари,  "зелейники"  (народные  фармацевты)  и  чаровницы  применительно к русской деревне упоминаются в  источниках (в   том   числе   и   в   исповедальных   требниках,    отражавших  действительность) вплоть до XVII-XVIII в.»¹⁸

      «Подлинным  духовным богатством Древней Руси было устное народное творчество во всем многообразии его проявлений: песни на бытовые, обрядовые и исторические темы, пословицы и поговорки, сказания и былины. У древних славян существовали музыкальные инструменты, под аккомпанемент которых пели. И хотя до нас не дошли мелодии того времени, но исследователи обоснованно предполагают, что последующие успехи в развитии песенного творчества и инструментальной музыки были бы невозможны без наличия у этого вида искусства древних традиций. Поэтому их вывод достаточно категоричен: «Древнерусское народное песенное и музыкальное творчество не было примитивным».

      Многое  из устного народного творчества Древней Руси не сохранилось не только потому, что записывать его стали  очень поздно: первый сборник былин  издали лишь в XVIII веке, когда многое уже было утеряно. Роковую роль сыграло неприязненное отношение к древнерусскому фольклору и литературе, создавшейся на его основе, со стороны Русской православной церкви, которая стремилась искоренить остатки язычества всеми доступными ей средствами.» ¹⁹

    Язычество в народной среде

      «В силу исторических условий своего развития  деревня  оказалась хранительницей  народных  традиций  и  архаичных  пластов   древней  культуры.

        Христианство, которое в XI -- XII  вв.  многое  видоизменило в   культуре русского города, долгое время не проникало  в  деревню,  и  сельскую Русь (особенно лесную,  северную)  долго  еще  можно  было  считать языческой.

         Исчезал под воздействием  духовенства   наиболее  противоречащий  христианской  обрядности и  наиболее  заметный  для  властей  обычай  трупосожжения. Судя по  раскопкам  курганов,  кремация  в  основном  исчезла в XI в., но когда Нестор на  рубеже  XI  и  XII  вв.  писал  введение в свой летописный свод и  снабдил  его  описанием  древних   славянских обычаев, где подробно говорилось о том, как производился  обряд сожжения умерших, то киевский историк вынужден был  добавить:  "еже творят вятичи и ныне".

       О язычестве в Вятической  и Радимической  землях  говорит еще одно наблюдение: в двух городах, имевших прямое отношение к вятичам  и  радимичам,  вплоть  до  середины  XII  в.  строились  церкви   с  баптистериями для крещения взрослых людей. Такова Успенская церковь  Елецкого монастыря в Чернигове и полностью аналогичная ей церковь в Старой Рязани. Это означает, что во времена Юрия Долгорукого в этих  местах еще продолжался процесс крещения в новую веру. 

            Большой  интерес  представляют  знаки  (тоже   удержавшиеся   в  вышивке до XIX в.), которые  следует связывать с культом  рожаниц. Это  сильно схематизированные  изображения рожающей  женщины,  опознать  которые возможно только с помощью ретроспективного  углубления  от  русских этнографических вышивок XVIII -- XX вв. до    Вероятно, выявятся  еще два обстоятельства,  важные  для истории крестьянского быта: наличие свадебного комплекта (особый  свадебный  убор  существовал  вплоть  до  XX  в.)  и  передача  украшений   по  наследству.»²⁰

    Язычество  знати

      «Склонность к язычеству проявлялась на Руси XI-XII веков не только в народной среде, но и у знати, в частности князей, нравы и обычаи которых то и дело выходили за рамки христианских норм. Древнерусские князья имели два имени: одно — мирское, второе — полученное при крещении. Последнее имя было менее известно, чем первое: в летописях и других письменных памятниках, как правило, фигурируют княжеские имена, носимые в миру, хотя, казалось бы, христианские имена князей в христианизируемой стране должны были звучать чаще, чем те, что достались от языческих времен. Но мы наблюдаем обратное.»²¹

      «Языческие нравы князей проявлялись и в вопросе о постах, волновавших древнерусское общество. Попытки церковных иерархов наложить запрет на употребление мясной пищи в «господские праздники» (рождество, крещение), если они приходились на постные дни (среду и пятницу), были ими решительно отвергнуты, а упорствующие в своих поучениях пастыри низложены с кафедр. Летописец под 1168 годом сообщает о том, что черниговский епископ Антоний возбранял князю Святославу Ольговичу и его боярам есть мясо в «господьские праздники», но те «не внимаху ему о сем». Тогда Антоний с еще большей настойчивостью стал поучать их. Святослав же, не стерпев «досады от епископа своего, и изгна его из града своего Чернигова и от всего княжения своего». Точно так же разделался с епископом Леоном князь Андрей Боголюбский. Понять князей нетрудно. Рождество и крещение совпадали по времени с языческими святками, длившимися с 25 декабря по 6 января. Все эти дни горел священный огонь, совершались магические обряды. Празднества сопровождались многолюдными пирами, непременным условием которых являлось ритуальное употребление мяса жертвенных животных. В этих застольях самое активное участие принимали князья и бояре, часто выступая в качестве устроителей языческих пиршеств.»²²

      «Итак, древнерусская знать в лице князей и их окружения оставалась на протяжении XI-XII веков во многом язычествующей. Не в меньшей, а быть может, в большей мере сохраняли языческие наклонности знатные женщины. С точки зрения ревностных приверженцев христианства, именно женщины в первую очередь «творили норовы поганские». Рассуждая по поводу волхвованья как внушения бесовского, автор «Повести временных лет» в полной уверенности заявляет: «Особливо же через женщин бесовские волхования бывают, ибо искони бес женщину прельстил, она же — мужчину».»²³ «В момент нашествия Батыя на Руси было зарыто в землю множество княжеских и боярских кладов, содержащих золотые и серебряные женские украшения. Тут и диадемы, и колты, и монисты, и браслеты, испещренные языческой символикой: птицы-сирины (русалки-«вилы»), древо жизни, идеограммы воды и солнца, плодоносящий хмель, грифоны и т. п. Эта языческая символика к началу XIII века начинает вытесняться христианскими изображениями: Иисус Христос, различные. Сказка о волшебном танце Царевны-Лягушки, после которого появилась вода и расцвели сады, — опоэтизированное описание русальских плясок древнерусских женщин в одежде с распущенными рукавами, которыми они размахивали, подражая крыльям русалок». [38. Рыбаков Б.А. Языческое мировоззрение русского средневековья // Вопросы истории. 1974. № 1. С.27.]»²⁴

      «Женские ритуальные пляски (русалии) — привычное явление древнерусской действительности, вызывавшее у церковных учителей раздражение и злобу. В поучениях против язычества о танцующей женщине говорится в весьма неприязненных выражениях: «Пляшущая бо жена невеста сотонина нарицаеться и любовница диавола, супруга бесова».

      Ношение русскими княгинями ритуальных украшений (браслетов с архаической символикой) — верный знак их участия в языческих  русалиях. Можно предположить, что  именно представительницы знати первыми заводили русальные пляски, как того требовал древний обычай, согласно которому на старших по рангу лежала обязанность начинать все священнодействия, вплоть до ритуального зачина хозяйственных дел. Вспоминается одно красочное описание, дошедшее до нас из XVI века. В 1545 году великий князь московский Иван ездил в Коломну, где «была у него потеха: пашню пахал вешнюю и з бояры и сеял гречиху. И иныя потехи: на ходулех ходил и в саван наряжался». Б. А. Рыбаков дал верный комментарий этому известию: «Здесь все связано в единый аграрно-магический комплекс: увеличение человеческого роста ходулями было связано с магическим представлением о высоте будущих колосьев, а саван — с культом предков, лежащих в земле и помогающих плодородию земли». [39. Там же. С. 28.] Правда, для летописца занятия Ивана в Коломне — не больше чем «потеха». Но в прошлом подобные действия имели, несомненно, важное ритуальное значение.»²⁵ 
 
 

    ЗАКЛЮЧЕНИЕ.

      «Приведенные факты убеждают в том, что люди Древней Руси (и знатные, и простые) обычно решали проблемы, выдвигаемые жизнью, с помощью языческих методов и средств, иногда, впрочем, закамуфлированных под христианские нормы и образцы. Это, безусловно, яркий показатель устойчивости язычества в общественном сознании Руси XI-XII столетий. К сказанному надо добавить, что некоторая часть древнерусского общества рассматриваемого времени была некрещеной, в чем и состояла одна из главных причин сохранения в Киевской Руси всей совокупности языческих верований, существовавших у восточных славян до принятия христианства.»²⁶

        «В результате целого ряда  сложных  явлений  на  Руси  к  началу  XIII в. создалось  и в деревне, и в городе  своеобразное  двоеверие,  при  котором деревня просто продолжала  свою прадедовскую религиозную   жизнь, числясь крещеной, а город и княжеско-боярские круги,  приняв  многое из церковной сферы и широко  пользуясь  социальной  стороной христианства, не только не забывали своего язычества с его  богатой  мифологией,   укоренившимися    обрядами     и     жизнерадостными  карнавалами-игрищами с их танцами, музыкой гусляров и пением, но  и  поднимали свою старинную, гонимую церковью религию на более высокий  уровень, соответствующий расцвету русских земель в XII в. Возможно,  что  религиозно-магическое   отношение   к  языческому   комплексу постепенно отступало на второй план, становилось все в большей мере  традицией (впрочем, твердо охраняемой от гонений церковников) и во  многом переходило в сферу отношений к категориям  эстетическим.