Судебный процесс по делу В. Засулич и его результаты

МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ РЕСПУБЛИКИ БЕЛАРУСЬ

УО «БРЕСТСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

ИМЕНИ А.С. ПУШКИНА»

Юридический факультет

Кафедра теории и истории государства и права

РЕФЕРАТ

по дисциплине «Противодействие терроризму, организация и правовое регулирование»

Судебный процесс по делу В. Засулич и его результаты

г. Брест 2014

 Участница революционного  движения в России В.И. Засулич  родилась 27 сентября (8 октября) 1849 года (данные Википедии) в деревне Михайловка Гжатского уезда Смоленской губернии в обедневшей дворянской семье. Отец Веры, офицер, умер, когда девочке было три года. Мать, оставшись одна с тремя дочерьми, вынуждена была отправить Веру к более обеспеченным родственникам - теткам в деревню Бяколово под Гжатском. Там и прошло детство Веры. В 1864 году она была отдана в московский частный пансион, где учили иностранным языкам и готовили гувернанток. После окончания пансиона, в 1867 году, Вера Засулич сдала экзамен на звание домашней учительницы и переехала в Петербург. Но не найдя работу по специальности и нуждаясь в заработке, Засулич в 1867-1868 годах работала письмоводителем у мирового судьи в Серпухове, а оттуда вернулась в столицу, где, устроившись переплетчицей, занималась самообразованием и мечтала о революционной деятельности.

 Начав посещать революционные  кружки, Засулич в конце 1868 года  познакомилась с С.Г. Нечаевым, который  безуспешно пытался вовлечь её  в создаваемую им революционную  организацию "Народная расправа". Засулич отказалась, считая его  планы фантастическими, но, тем не  менее, предоставила свой адрес  для получения и передачи писем  нелегалов. За письмо, полученное  из-за границы для передачи  другому лицу, Вера Засулич была  арестована 30 апреля 1869 года. Около  года в связи с нечаевским делом провела она в "Литовском замке" и Петропавловской крепости, в марте 1871 года была освобождена, но сослана в Крестцы Новгородской губернии, а затем в Тверь. В Твери Засулич вновь арестовали за распространение нелегальной литературы и выслали в Солигалич Костромской губернии, а оттуда - в декабре 1873 года - в Харьков, где она поступила на акушерские курсы.

 В 1875 году, после окончания  ссылки, Вере Засулич позволили  жить под надзором полиции  в Харькове. Она не собиралась  прекращать революционную деятельность. Увлекшись учением М.А. Бакунина, Засулич перешла на нелегальную  работу; летом 1875 года она вошла  в народническую группу "Южные  бунтари". Этот народнический  кружок был создан в Киеве, но имел филиалы по всей  Украине, объединяя около 25 бывших  участников "хождения в народ". Вместе с другими "бунтарями"-бакунистами Вера Засулич пыталась с помощью фальшивых царских манифестов поднять крестьянское восстание в Чигиринском уезде Киевской губернии под лозунгом уравнительного передела земли. С целью пропаганды восстания она жила в деревне Цебулёвке Киевской губернии. Замысел "бунтарей" по подготовке восстания осуществить не удалось, в 1877 году организация была разгромлена, а Засулич, спасаясь от преследований полиции, выехала в столицу, где было легче затеряться.

 Переехав в Петербург, Засулич работала в подпольной "Вольной русской типографии", тогда же вошла в общество "Земля  и воля", которому эта типография  принадлежала. Там же, в Петербурге, 24 января 1878 года, Вера Засулич совершила  самое громкое дело своей жизни - покушение на жизнь генерал-адъютанта, обер-полицмейстера, петербургского  градоначальника Ф.Ф. Трепова (1803-1889). Причиной этого стал приказ высечь в доме предварительного заключения студента-революционера Боголюбова (Емельянов А.С.), арестованного 6 декабря 1876 года за участие в демонстрации молодежи на площади у Казанского собора в Петербурге, а затем приговоренного к каторжным работам. Телесные наказания (запрещенные законом) к политическому заключенному Боголюбову были применены за то, что тот не снял перед Треповым шапку. Этот инцидент 13 июля 1877 года вызвал бунт в тюрьме, получил широкую огласку, о нем писали газеты. Трепов, несомненно, представлял себе, что инцидент с Боголюбовым может иметь серьезные последствия, и в тот же день дважды письменно обратился к известному юристу А.Ф. Кони с просьбой о встрече. Понимая, что градоначальник поступил незаконно, приказав высечь Боголюбова, А.Ф. Кони откровенно высказал ему свое возмущение его действиями в отношении не только Боголюбова, но и всех других содержавшихся там заключенных.

 Трепов уверял, что сомневался в законности своих действий. Поэтому не сразу велел высечь Боголюбова, который ему будто бы нагрубил, а сначала зашел к Кони, чтобы посоветоваться с ним, как со старым прокурором, но, не дождавшись его, пошел к министру юстиции графу Палену, который и дал разрешение высечь Боголюбова. Далее в свое оправдание Трепов сказал: "Боголюбов здоров и спокоен. Я ему послал чаю и сахару". Комментируя это заявление, А.Ф. Кони писал: "Я не знаю, пил ли Боголюбов треповский чай и действительно ли он - студент университета - чувствовал себя хорошо после треповских розог, но достоверно то, что через два года он умер в госпитале центральной тюрьмы в Ново-Белгороде в состоянии мрачного помешательства".

 В разных местах  революционеры стали готовить  покушения на Ф.Ф. Трепова, чтобы отомстить за своего товарища. Утром 24 января 1878 года Засулич пришла на прием к Трепову в здание Управления петербургского градоначальства (Гороховая ул., 2/6) и выстрелила ему из пистолета в грудь, тяжело ранив. Террористка была немедленно арестована. Имя стрелявшей быстро стало известно. По картотеке описаний в департаменте полиции проходила некая В.Засулич, дочь дворянина Ивана Петровича Засулича, ранее привлекавшаяся по делу Нечаева. Разыскали мать подозреваемой, на свидании она опознала в преступнице свою дочь Веру Ивановну Засулич.

 В последнюю неделю  января 1878 года весь Петербург  обсуждал покушение на Ф.Ф. Трепова. Губернатор был плох, но вне опасности. Рассказывали, что на утешительные слова государя, навестившего Трепова в день покушения, старик ответил: "Эта пуля, быть может, предназначалась вам, ваше величество, и я счастлив, что принял ее за вас". Такое заверение очень не понравилось Александру II, государь больше у Трепова не был и вообще стал к нему заметно холодеть. Последнему обстоятельству, возможно, способствовали слухи об огромном богатстве, которое якобы имел градоначальник. Рассказывали, что, когда император поручил одному из своих министров успокоить пострадавшего обещанием обеспечить его семью, министр, в свою очередь, успокоил государя заверением, что градоначальник давно сам себя обеспечил и имеет весьма крупное состояние. Государь нахмурился и больше ничего не сказал.

 В высших слоях общества  распространялись слухи, будто Засулич - любовница Боголюбова, хоть она  это отрицает, и ее покушение  на Трепова - личная месть. На балу у графа Палена публику развлекали, предлагая посмотреть фотокарточки романтической преступницы, из-за любовника чуть не застрелившей бедного Трепова. Барышни-курсистки в темных платьях и старых шляпках бредили Верой Засулич, мечтали повторить ее подвиг - кого-нибудь "укокошить". По рукам ходило, старательно переписывалось, заучивалось и хранилось под девичьими подушками стихотворение:

 Грянул выстрел - отомститель, опустился божий бич,

И упал градоправитель, как подстреленная дичь!

 На самом деле Боголюбов  даже не был знаком с Верой  Засулич. Событие 24 января произвело  большое впечатление на всю  Россию. Большинство не любивших Трепова и обвинявших его в продажности, в подавлении городского самоуправления, радовались покушению: "Поделом досталось!" А другие еще прибавляли: "Старому вору". Даже многие чины полиции затаенно злорадствовали против "Федьки", как они называли Трепова между собой. Сочувствия к Трепову было мало, а злорадства и насмешек - сколько угодно.

 Сложилось так, что  А.Ф. Кони (1844-1927), назначенный в конце 1877 года председателем Петербургского  окружного суда, вступил в должность 24 января 1878 года, в самый день  покушения на Трепова. Граф Пален, как и Лопухин, который стоял во главе петербургской прокуратуры, решили вести дело Засулич судом присяжных, причем, по словам А.Ф. Кони, "всякий намек на политический характер из дела устранялся с настойчивостью, просто странною со стороны министерства, которое еще недавно раздувало политические дела по ничтожнейшим поводам". Из следствия было тщательно вытравлено все имевшее какой-либо политический оттенок. Лопухин кричал всюду, что министр юстиции уверен в суде присяжных и смело передает ему дело, хотя мог бы изъять его путем особого высочайшего повеления. "Мнения, - писал А.Ф. Кони, - горячо дебатируемые, разделялись: одни рукоплескали, другие сочувствовали, но никто не видел в Засулич "мерзавку", и, рассуждая разно о ее преступлении, никто не швырял грязью в преступницу и не обдавал ее злобной пеной всевозможных измышлений об ее отношениях к Боголюбову. Сечение его, принятое в свое время довольно индифферентно, было вновь вызвано к жизни пред равнодушным вообще, но впечатлительным в частностях обществом. Оно - это сечение - оживало со всеми подробностями, комментировалось как грубейшее проявление произвола, стояло перед глазами общества, как вчера совершенное, и горело на многих сердцах, как свеженанесенная рана".

 Следствие по делу  Засулич велось в быстром темпе и к концу февраля было окончено. Вскоре А.Ф. Кони через Лопухина получил распоряжение министра юстиции Палена назначить дело к рассмотрению на 31 марта. Круги, близкие к самодержавию, высказывали опасение, что присяжные очень чувствительны к отголоскам общественного мнения и что поспешное проведение процесса отразится на присяжных. Верный столп самодержавия К.П. Победоносцев писал: "Идти на суд присяжных с таким делом, в такую минуту, посреди такого общества, как петербургское, - это не шуточное дело". К началу процесса Ф.Ф. Трепов поправился и приступил к исполнению своих обязанностей. Правда, несмотря на две операции, пулю из его груди так и не удалось извлечь, что давало Салтыкову-Щедрину, жившему с ним на одной лестнице, повод ругаться, говоря, что при встречах с Треповым он боится, что тот в него "выстрелит". Больше того, градоначальник ездил в коляске по городу и всюду рассказывал, что высек Боголюбова по поручению министра юстиции Палена, и лицемерно заявлял, что не только не желает зла Засулич, но даже будет рад, если её оправдают.

 В середине марта 1878 года в связи с вступлением  А.Ф. Кони в должность председателя  Петербургского суда не без  специальных намерений было организовано  представление его императору, хотя  до этого данная должность  не входила в номенклатуру  тех, при назначении на которые  следовало представление царю. Кони  хотел высказать Александру II свои  сомнения по поводу возможного  исхода дела Засулич, но аудиенция  была настолько короткой, что  он успел ответить лишь на  один вопрос: "Где работал до  этого?" Министр юстиции Пален рассчитывал, что рукопожатие императора усмирит либерального судью и что дело он "проведет успешно", т.е. Засулич будет осуждена.

 В этих условиях  шла подготовка к судебному  процессу В.Засулич. Уголовное дело  поступило в суд. Был определен  состав суда, началась подготовка  к слушанию дела. Сложнее было  с назначением обвинителя. Его  подбором занимался прокурор  палаты Лопухин. Он сразу же  остановил свой выбор на В.И. Жуковском, товарище прокурора окружного  суда, в прошлом костромском губернском  прокуроре, которого А.Ф. Кони характеризовал  как умного, образованного и талантливого  работника, очень сильного обвинителя. Но В.И. Жуковский, ссылаясь на  то, что преступление Засулич  имеет политический характер  и что, обвиняя ее, он поставит  в неприятное положение своего  брата - эмигранта, живущего в Женеве, отказался от этой роли. Другой  кандидатурой оказался авторитетный  и талантливый юрист и поэт С.А. Андреевский. На предложение выступить обвинителем по делу Засулич он ответил вопросом о том, может ли он в своей речи признать действия Трепова неправильными? Ему ответили, что этого делать нельзя. В таком случае, заявил С.А. Андреевский, "я вынужден отказаться от обвинения Засулич, так как не могу громить ее и умалчивать о действиях Трепова..." Никакие уговоры не могли склонить С.А. Андреевского к принятию им на себя миссии обвинителя по делу Засулич. Наконец, для этой роли нашелся исполнитель: им был товарищ прокурора Петербургского окружного суда К.И. Кессель, который быстро включился в дело. Правда, Кессель очень переживал, как отнесутся в обществе и в кругу его товарищей к тому, что после отказа двух из них от обвинения он все-таки принял его на себя, и искал различные оправдания. Тем не менее, Кессель приступил к составлению своей обвинительной речи.

 Пока Министерство  юстиции решало вопрос о назначении  обвинителя, в кругах адвокатов  в отличие от прокуроров не  было человека, который не мечтал  бы взять на себя защиту  Засулич. Вначале В.Засулич не  хотела приглашать защитника  и собиралась защищать себя  сама. Но при получении 23 марта  обвинительного акта она сделала  официальное заявление, что избирает  своим защитником присяжного  поверенного и бывшего прокурора  судебной палаты Петра Акимовича  Александрова (1836-1893). Сын священника  Орловской губернии, ставший крупным  адвокатом, Александров говорил  своим коллегам: "Передайте мне  защиту Веры Засулич, я сделаю  все возможное и невозможное  для ее оправдания, я почти  уверен в успехе".

 Сразу же после открытия  судебного заседания, когда началось  формирование присутствия присяжных  заседателей, Александров приступил  к реализации своих намерений. Из явившихся 29 присяжных защитник  имел право отвести шестерых. Такое же число мог отвести  и обвинитель, но он отказался  от этого своего права и  тем самым облегчил положение  защитника: закон предоставлял и  обвинителю, и защитнику, если одна  сторона не реализовывала свое  право на отвод присяжных целиком  или частично, право отвести не  только "своих" шестерых, но и  остальных шестерых присяжных. Александров, в процессе подготовки к процессу  изучивший множество присяжных  обвинителей, отвел 11 человек, причем  по закону отвод производился  без объяснения причин. Таким  образом, осталось 18 присяжных заседателей. После процесса верхи возмущались  тем, что прокурор Кессель не воспользовался своим правом отвода и что в результате состав присяжных заседателей получился явно благоприятным для подсудимой. К.П. Победоносцев так оценил "поступок" Кесселя: "Прокурор мог бы отвести всех тех чиновников, которых оставил защитник, и мог бы оставить всех тех купцов, которых защитник отвел". Либеральная же часть общества действия Александрова оценила как умелый и хорошо продуманный шаг.